Пригороды Киева Гостомель, Буча и Ирпень сегодня становятся вторым Донецким аэропортом. Такое заявление на днях сделал министр внутренних дел Украины Денис Монастырский, отметив, что в этих населенных пунктах бои не прекращаются с первого дня российско-украинской войны. Российские войска целенаправленно обстреливают жилые кварталы. Благополучные и процветающие Буча и Ирпень в считаные дни превратились в руины. Мирных жителей, которые самостоятельно пытаются эвакуироваться из захваченных врагом близлежащих сел, оккупанты расстреливают прямо в машинах. «ФАКТЫ» сообщали, как 4 марта нелюди из армии РФ расстреляли автомобиль, в котором ехали супружеская пара и 9-летняя девочка. Семья пыталась выехать из Гостомеля. Мужчина погиб на месте, а девочка с тяжелым ранением двое суток провела в подвале и лишилась левой руки. 7 марта стало известно, что россияне застрелили главу Гостомельской общины Юрия Прилипко, который раздавал людям хлеб и лекарства…
Эти населенные пункты сейчас находятся на грани гуманитарной катастрофы. Точнее, катастрофа там происходит уже сейчас. Люди две недели сидят без еды, воды, тепла и электричества. Женщины рожают в погребах и подвалах. В этих же подвалах умирают изможденные старики. Попытки организовать гуманитарный коридор оккупанты регулярно срывают, то предлагая вывезти жителей киевских пригородов на территорию РФ, то просто блокируя автобусы с людьми.
Рассказы тех, кому все же удалось вырваться из этого ада, ужасают. «ФАКТЫ» публикуют три такие истории.
Анна Чаплыгина, Буча: «Кажется, я попала в последний поезд, который смог уйти из того ада»
— Утром 24 февраля позвонил бывший муж и сказал, чтобы мы с сыном, 7-летним Львом, собирались и выезжали. Так я узнала, что началась война, — рассказывает «ФАКТАМ» Анна Чаплыгина. — Позвонила маме, которая живет в центре Бучи, чтобы на собиралась. Из окон своей квартиры, которые выходят на Варшавскую трассу, я увидела километровые очереди на заправку — люди стремительно покидали город. Глянула новости. Так как взрывы были едва ли не по всей Украине, подумала, что на трассе может быть еще опаснее. И наивно полагала, что армия РФ не будет бомбить жилые кварталы…
Отвела сына к бывшему мужу, дом которого находится в 700 метрах от моего ЖК. Решила, что в частном доме, где есть погреб и больше родных, будет безопаснее. Когда вернулась к себе домой, прозвучал оглушительный взрыв. Началась атака на Гостомельский аэродром.
В 12:43 я сделала первую фотографию со своего балкона: над соснами уже были столбы дыма, в Гостомеле шли бои. С тех пор становилось только хуже. Если в первые дни, слыша взрывы и залпы, мы с соседями тут же бежали в подвал, то вскоре под некоторые из этих звуков мы научились засыпать. Уже различали, при каких звуках выходить на лестничную клетку, а при каких лучше все же уйти в подвал. Туда принесли карематы, оборудовали зону, где можно было попить воду и чай. Так продолжалось неделю — до 3 марта.
«3 марта начался ад, — описала в своем Facebook события того дня Анна. — В дом, где находился Лев, попал осколок. А под моими окнами не умолкали взрывы. Сутки. Несмотря на это, в ту последнюю ночь я спала не в убежище, а в квартире. На полу в коридоре. Я устала так, что мне было все равно — попадет снаряд или нет.
⠀
4 марта в чате была информация, что с вокзала Бучи будет эвакуационный поезд до Киева. Другими путями опасно — обстрелы… Папа Льва позвонил и сказал, что еще будет поезд из Ирпеня. Льва повезли в Ирпень. Я планировала в Бучу. Но потом рванула и успела в Ирпень. И это было правильно. Кажется, я попала в последний поезд, который смог уйти из того ада.
⠀
В 10:00 на привокзальной площади уже была толпа. Мы стояли два часа. Два часа ты не можешь пошевелиться, потому что нет места продохнуть. Вокруг кричат грудные дети. Никогда раньше я не держала Льва так крепко…
⠀
Первый поезд ушел. Сообщили, что он дойдет до Киева и затем вернется обратно — через час. Мы со Львом уже были у ступенек платформы. В этот момент начался обстрел. Бежать с площади, где толпа, некуда. Нужно было присесть. Присесть на открытой местности под обстрелом. Но толпа была настолько плотной, что я не смогла даже этого. Где-то в стороне моего дома, где была два часа назад, раздалось попадание. Возможно, ближе. Я увидела, как провода над путями пошли волной. Показалось, что и опорные столбы сейчас разлетятся… Военные сообщили, что пути обесточены. Поезда не будет…»
Анна вспоминает, что многие, услышав это, побежали к разрушенному мосту.
— Люди паниковали. Я же на свой страх и риск решила остаться с сыном на вокзале, — рассказывает Анна. — И не зря, потому что чуть позже все-таки подъехал поезд. Мы смогли попасть в один из пяти купейных вагонов. Брали только женщин и детей. На поезд пытались пронести мужчину-инвалида, но его не пропустили… В нашем купе я насчитала 16 человек.
На эвакуационном поезде Анна с сыном добрались до Киевского центрального железнодорожного вокзала. И уже оттуда решили выезжать в Хмельницкий:
«Следующие 10 часов мы провели на вокзале. Я нашла относительно теплое место, где можно было присесть, — пол. Через 3 часа подошел полицейский и спросил, знаю ли я, что для мам и детей доступен зал ожидания повышенного комфорта. Нет, я не знала. Я отчаянно следила за зарядом телефона и выучила наизусть номер телефона девушки, которая ждала нас в точке назначения. Полицейский помог пройти в зал. Это был рай. Здесь было теплее и были розетки.
⠀
Когда утром в Хмельницком мы со Львом вышли на вокзале, у меня навернулись слезы — от запаха кофе. Здесь можно было купить кофе. Здесь вообще можно купить продукты…»
Юлия Балаева, Ирпень: «Черный дым пожаров везде над городом — ни за что, просто так, потому что кто-то решил, что он так может…»
«Я бросила на произвол судьбы 15 кошек и эвакуировалась из Ирпеня, — пишет Юлия Балаева в Facebook. — Пока переходили разбитый мост, попали под обстрел. Наша собака испугалась взрывов и убежала, и мы оставили ее в горячей зоне — не успели поймать, потому что была угроза нападения. Над нами зависал русский дрон, и вскоре совсем близко раздалось два взрыва. Мы уже сидели в автобусе. От взрывной волны чуть не вылетели окна, мне показалось, что у автобуса спустило шины. Все попадали на пол, а я держала Няшу в рюкзаке спереди, прыгать было невозможно, потому натянула капюшон.
На переправе встретила Anton Dvornin, будто кадр из другой жизни — Новый год, джемесон, меня не пустили на вечеринку из-за отсутствующей вакцинации, я пою «завтра была война»… И вот настоящая война, я даю комментарий неизвестному журналисту, а он говорит мне «тейк кер».
Рассказала, как вчера в Ирпене, снаряд попал в соседский частный дом, начался пожар. Два дома выгорели дотла, во время обстрелов, конечно, никто гасить не приехал, поливали пламя из двух садовых шлангов… По всему городу хаотические обстрелы жилых районов, каждый пожар — угроза взрыва газа. Под звуки взрывов, которые могли бы быть минометным обстрелом, мы пошли ночевать в бомбоубежище. Без связи и интернета слушали радио НВ через приемник — об Ирпене там говорили мало и ничего обнадеживающего.
Утром обстрелы продолжились. Такое впечатление, что враг провозгласил наш тихий пригород Карфагеном и дальше реализует метафору. Видела новости, что во время сегодняшних обстрелов погибли люди. Спокойная мысль — это могли быть те люди, которых мы проезжали по дороге к разбитому мосту…
Перед выходом я насыпала кошкам остатки корма и наполнила водой все емкости. Если в дом что-то прилетит — а никто же из гражданских не разбирается в этом адском оружии, и о любом попадании просто говорят «нам прилетело», — не поможет, иначе котам хватит на неделю, или даже больше. Я уже в Киеве, дома у друзей, не хочу ехать далеко от Ирпеня, чтобы оперативно вернуться…
Утерянную маленькую Гердочку мы тоже надеемся найти. Хоть бы она прибилась к мальчикам из теробороны или неравнодушным прохожим. Сердце разрывалось сегодня под обстрелами, но я даже не дрогнула… Смотрела на наш Ирпень-Бучу-Гостомель, которые сегодня не маленькие уютные лесные городки с проблемными застройщиками, а один крупный город-герой. Да разве кто собирался становиться героем ценой таких разрушений? Сколько разорванных судеб, сожженных историй, уничтоженных грез. Черный дым пожаров везде над городом — ни за что, просто так, потому что кто-то решил, что он так может…”
Дмитрий Ткачук, Буча: «Мы думали, что пересидим дома, ведь зачем врагу бить по частному сектору. 5 марта на нашу улицу заехал вражеский танк…»
«Война застала мою семью в Буче. 24 февраля я был в частном доме с четырьмя женщинами на хозяйстве — мамой, сестрой и двумя бабушками (74 и 83 лет). Ворзель, — пишет Дмитрий Ткачук в Facebook. — Чуть позже бои начались непосредственно и в Буче. С каждой из четырех сторон от нашего дома начались взрывы. Окна вылетали чуть ли не от каждого из них. Мы оказались в окружении…
На третий день у нас отключили электричество, интернет и мобильную связь. Местные говорили, что видели, как орки режут кабели на мобильных вышках… Вокруг непрестанно раздавались взрывы снарядов. Время от времени, после особо громких взрывов, небо со стороны Гостомеля и Киева становилось багровым. Словно наливалось кровью. К этому всему добавился шум истребителей, почему-то звучавший только рано утром…
Раз в несколько дней мы выходили в город в поисках провизии. Магазины были закрыты. Информации о выдаче гуманитарной помощи не было. Горсовет молчал. Иногда нам везло — в один из дней работники «Эко Маркета» решили раздать людям остатки пищи со складов. Выглядело это, мягко говоря, ужасно, поскольку сотни людей пытались выхватить себе хотя бы пачку чая или апельсин.
Мы думали, что пересидим дома. Думали, что мы в безопасности, ведь зачем врагу бить по частному сектору. Тем временем коридора не было. С улицы раздавались звуки взрывов от снарядов бронетехники и автоматных выстрелов. Над домом продолжали летать истребители. Мы перебрались жить в подвал, где было градусов 5−7 тепла. Думали, что так будет спокойнее.
Думали мы так до 5 марта — дня, когда на нашу улицу в частном секторе заехал вражеский танк. На моих глазах эта железная херня поначалу выстрелила в частный дом, находившийся через один от нас. Потом он попал в купол церкви, которая находилась от нас метрах в 70. После этого мы с сестрой увидели, как перед церковью остановился спринтер, водитель и пассажиры выбежали и легли за ним на асфальте. Думаю, что они скрывались от бронетехники врага. Эти бедные люди сделали самодельный белый флаг на какой-то трости и время от времени показывали его врагу. Но реакции не последовало, поэтому они продолжали лежать на асфальте, надеясь, что в них не попадет…
С верхнего этажа нашего дома было видно, как горят верхние квартиры девятиэтажки, которая находилась ближе к центру города. А из нашего окна видно было, как по соседним улицам начали ходить вражеские колонны орков с белыми повязками на руках. Они ходили группой по 5−7 туш. Заглядывали в окна домов…”
Дмитрий понял, что оставаться дома больше невозможно. Всей семьей, вместе с едва ходящими бабушками, они пошли пешком. Им чудом удалось обойти вражеский блокпост.
«Мы шли медленно, потому что обе бабушки выжимали из себя максимум. Мама очень переживала, что этот марш-бросок может стать для них последним… А я думал, что если не он, то нас всех уничтожит случайный снаряд. А потому нужно уходить. И мы шли — по кустам, по бездорожью — до момента, пока наконец не увидели первый блокпост. Наш блокпост… Оккупированная Буча осталась позади… Но в Ирпене нас ждало разочарование — там тоже не было ни связи, ни какого-либо транспорта или попутных машин. Впоследствии мы поняли почему. Буквально через 50 метров мы увидели ирпенские новостройки, которые были уничтожены до основания. Впечатление было такое, будто там прошел смерч. Мы смотрели на эти дома и видели разбитые кухни, остатки спален, обои в детских и куски зеркал в ванных комнатах…
Нам ничего не оставалось, как идти через весь Ирпень в сторону Романовки — южного района Ирпеня, где якобы должны были эвакуировать людей. Вокруг пылали дома, в которых буквально несколько минут назад попали снаряды. Мы видели, как на улице лежали накрытые тела людей…”
По дороге у одной из бабушек Дмитрия начали отказывать ноги.
«Мы подошли к последнему блокпосту наших ребят в Ирпене. Дальше было только поле, асфальтированная дорога и мост через реку Ирпень. Это была дорога в Киев. За мостом было несколько десятков домов, которые и представляли собой Романовку. За ней были эвакуационные автобусы. За ней должен был быть дом.
«Падай!» — крикнул один из военных. Мы быстро все упали на землю. Свист снаряда. Три. Два. Один. Взрыв. Где-то в радиусе ста метров. «Гатят уже пять часов. Вам в сторону. Идите снизу от дороги — по полю чуть меньше километра. За полем — под взорванный мост. Там вы все поймете. Если услышите свист снаряда, у вас будет от 7 до 2 секунд, чтобы упасть на землю. Падайте каждый раз!» И мы ушли. Забегая вперед, скажу, что падали мы раз 20…
Как только вышли на поле, в два дома по обе стороны от моста попало по снаряду. Сразу перед мостом. Все мгновенно вспыхнуло, а небо затянуло черным смогом. У бабушки окончательно отняло ноги. Она просто не могла уходить. Уже тогда, когда мы отошли от блокпоста и не имели укрытия.
В такой момент твой мозг не работает. Ты просто начинаешь выживать. Мы с сестрой взяли бабушку под руки и буквально потащили ее за собой. В одной руке бабка, в другой — огромная сумка, в которой были все наши ценные вещи из дома. Над головой свист снаряда. Мы падаем на землю. Попадает слева от нас в недостроенный дом. Я взлетаю на ноги, хватаю бабушку, поднимаю сестру, и мы снова бежим. Мама с другой бабушкой и соседями бегут впереди в сторону моста. Снова свист — несколько секунд и в мост влетает другой снаряд. Бабушка кричит, чтобы мы оставили ее там, а сами бежали к мосту. Если это не ад, то что?
Я не знаю, как мы добежали. Помню, что там стояли военные и махали нам руками, чтобы мы забежали под мост. Там уже было около 40 гражданских. Стояли под опорами, потому что там вероятность того, что тебя завалит обломками моста от очередного прилета, меньше.
Через реку нас не пускали. Военные дали понять, что в любой момент сверху может прилететь очередной снаряд… Раздается очередной свист. На этот раз двойной. Два снаряда попадают в поле справа от нас.
Военный дал сигнал, что нужно быстро двигаться к реке. Мы рванули вперед. Я, сестра, бабушка между нами и сумка с вещами. Через реку военные бросили доску сантиметров 40 шириной. Перед нами люди везли женщину на коляске… Мама с бабушкой пошли первыми. Моя милая бабушка в свои 83 года показала чудеса выдержки, смелости и грации и быстро перебралась на другой берег. Другую же бабушку мы с Марусей тащили на себе.
«Только не снаряд, только не снаряд, пожалуйста», — повторял я про себя, потому что спрятаться там было негде. Шаг за шагом, и мы наконец-то оказались на другом берегу.
Следующий эпизод в моей голове постоянно прокручивается как в замедленной съемке — я поднимаю глаза, сверху нам машут руками военные и кричат ”Бегите!” Вокруг горят два дома, мы совсем рядом с нашим блокпостом, и я понимаю, что в любой момент может прилететь снаряд. Но бежать я не могу, потому что на мне лежит другая бабушка, совершенно не стоящая на ногах и кричащая, что она больше не может… Мы, наверное, так и не выгребли бы с того моста, если бы со стороны к нам не подъехал бус. Открылась дверь, и мы увидели, что там сидит женщина в коляске, которую перенесли перед нами, и еще несколько человек. Места в машине почти не было, поэтому я затолкал туда бабушку, захлопнул дверь и сам побежал в сторону блокпоста.
Я бежал, рядом бежала моя сестра и незнакомые мне люди. Впереди был наш блокпост, за которым стояли две девушки в военной форме и махали нам руками. 50 метров. 45 метров. 40 метров. 30. 20. 10. Мне казалось, что эта дистанция, этот самый длинный в моей жизни кросс не закончится никогда. Но вот мы пробегаем мимо девушек, забегаем на трассу, которая находится в лесу и по инерции бежим еще метров 50. Мы в Киеве. Мы дома…”
