Как сообщало «Інше ТВ», в конце декабря прошлого года из плена «ДНР» освободили известного ученого Игоря Козловского после двухлетнего плена.
Сейчас ученый проживает в Киеве, где согласился встретиться с корреспондентом DW.
Известный в Украине религиовед Игорь Козловский с начала военных действий в Донбассе оставался в Донецке и регулярно проводил “молитвенные марафоны за мир и единство Украины”.
В январе 2016 года ученого арестовали возле его дома так называемые “правоохранители” самопровозглашенной “ДНР”. Через год после ареста так называемый “военный суд” в Донецке приговорил Козловского к двум годам и восьми месяцам заключения по обвинению в шпионаже и незаконном хранении оружия.
Международная правозащитная организация Amnesty International признала Игоря Козловского узником совести.
Deutsche Welle: Как вам удалось обустроить свою жизнь после возвращения из плена?
Игорь Козловский: После первой эйфории и у меня, и у других бывших узников появилась определенная усталость как следствие пережитого. Все же остальное – как у всех внутренних переселенцев: надо где-то искать деньги на аренду жилья, преодолевать другие трудности. Сейчас я работаю старшим научным сотрудником отделения религиоведения Института философии Национальной академии наук Украины, меня пригласили стать членом Экспертного совета по свободе совести и религий министерства культуры Украины, осенью жду продолжения моей преподавательской деятельности.
В то же время мне, как и многим другим, прекращали выплаты социальной помощи. Причиной стало мое участие в международных форумах за границей. Выплаты возобновили только после личного вмешательства президента Порошенко.
Но многих переселенцев из Донбасса не берут на работу по специальности, им негде жить, не за что покупать еду, они лишены избирательных прав … А государство при этом ничего не делает! Хотя это те люди, которые отстаивали Украину там, а теперь и здесь стоят на стороне Украины. Но они уже начинают отчаиваться, потому что каждый человек имеет определенный предел выносливости. Не все могут выдержать такие психологические, моральные и материальные нагрузки. К сожалению, у нас появился целый слой людей, которые подвергаются сегрегации в цивилизованном украинском обществе.
– Но, согласно судебным решениям, проверки и блокировки социальных выплат переселенцам должны быть прекращены?
– Да. Но я только что был в социальной службе, и мне там сказали, что эти судебные решения еще не окончательны и проверки продолжаются.
– На Западе часто говорят о такой цели минского процесса и решения проблемы российской агрессии в Донбассе, как создание условий для возвращения переселенцев в их дома. Но будут ли они готовы вернуться?
– Вернутся те, у кого есть ностальгия, кто хочет провести там свою старость. Подавляющее большинство молодежи не вернется. Люди среднего возраста, которые нашли работу и как-то устроились на новых местах, тоже не вернутся. Я и сам, хоть уже не так молод, туда не вернусь. Зачем отравлять себе те годы жизни, которые мне еще остались? Зачем смотреть там на людей, которые меня пытали, которые на меня писали доносы? Это будет постоянный стресс!
– Сразу после освобождения вы говорили, что не держите зла на своих мучителей. Изменилось ли ваше отношение сейчас?
– Нет, не изменилось. Любая злость и ненависть разрушает, прежде всего, тебя самого. Я их понимаю, тех людей … Это несчастные люди. Их можно только пожалеть.
– Кем были эти люди?
– Я их не видел. Меня водили на допросы с мешком на голове. Да это были и не допросы, а просто пытки в течение нескольких часов подряд. Были инсценировки расстрелов, игры в “русскую рулетку” … Они постоянно твердили, что я враг, что пришел “русский мир”, что таких, как я, надо уничтожать.
Они наслаждались тем, что могут меня пытать. У меня сильно избиты все конечности, на них почернела кожа и перебиты нервные окончания. Только недавно я начал что-то чувствовать пальцами рук. Долго не мог ходить, потому что кровь отливала в конечности, и я терял сознание. “Суд” по моему делу состоялся почти через год моего заключения. А до того это были просто пытки. Когда знакомился с материалами своего дела, то узнал, что еще до моего ареста за мной было организовано наблюдение из-за поданных в так называемое “МГБ ДНР” доносов.
Последние месяцы в заключении я был в колонии в Горловке, там были очень разные люди, среди которых и политические заключенные с проукраинской позицией, и бизнесмены, у которых отобрали бизнес, и они начали выступать за Украину, и уголовники. Были и те, кто начинал войну против Украины еще в Славянске. Для них было когнитивным диссонансом общение с человеком, который имеет свое мнение, но способен выслушать и понять людей с противоположными взглядами. Большинство из них признавали, что заблуждались и бездумно поверили пропаганде.
– Сейчас много противоречивых мнений о будущем Донбасса. Например, экс-президент Украины Леонид Кравчук заявил, что этим территориям следует предоставить какую-то форму автономии, чтобы избежать беспорядков. Как следует обращаться с жителями Донбасса после прекращения конфликта?
– Кравчук в свое время предоставил автономию Крыму, и мы видим, чем это закончилось… Но и для военного освобождения оккупированных территорий (так в Украине называют неподконтрольные Киеву территории. – Ред.) время уже потеряно. Это было актуально в 2014 году, но тогда у нас еще не было крепкой армии, и в ситуацию вмешалась Россия. Поэтому надо начинать с деоккупации самой Украины. Нужно сделать ее привлекательной, помогать переселенцам и жителям подконтрольной Украине территории Донбасса и вдоль линии разграничения. Ведь за их судьбами внимательно следят те, кто остался по другую сторону. Следует наладить информирование населения, создавать условия для большей осведомленности людей о гуманитарных проблемах.
Главный фактор нашей национальной безопасности – это сознание людей. Это хорошо понимают в России, когда внедряют в самопровозглашенные “ДНР/ЛНР” специальные программы по программированию сознания и навязывания конструктов “русского мира”.
К сожалению, освобождение и реинтеграция оккупированных территорий Донбасса, деоккупация их сознания растянется на долгие годы. Там останется преимущественно старшее поколение, а промышленные предприятия или вывезены в Россию, или уничтожены. Этот регион уже не будет иметь такого значения для Украины, как раньше.