Почему армейская учебная программа работает некачественно, а также о неэффективной работе Минобороны и неудачных решениях руководителя Генштаба в интервью НВ рассказывает основатель инициативы «Вернись живым» Виталий Дейнега.
Фонд «Вернись живым» – один из самых крупных волонтерских сообществ Украины. Основатель инициативы Виталий Дейнега рассказывает, как должны работать Генштаб и Минобороны после реформирования, и почему Военно-морские силы Украины не смогут защитить страну, когда это будет нужно.
– Почему в Минобороны не удалось искоренить коррупцию?
– Коррупция – проблема из двух составляющих. Это проблема системы и личности. Если человек сам по себе коррупционер, по своей натуре, он будет всегда искать возможность украсть. Если сама система коррупционная, она человека будет или выталкивать, или втягивать в эту коррупцию.
Давайте смотреть правде в глаза. Большинство людей не являются лидерами по натуре, они не будут бороться. Они увидят эту коррупцию, а потом или уйдут, или станут ее частью. Если они придут в систему, которая не коррумпирована сама по себе, то примут эти правила.
Возьмем Минобороны и посмотрим, сколько там случилось серьезных кадровых перестановок за последние два года. И мы увидим, что их практически нет. В Минобороны был волонтерский десант, из которого я доверял 3-4 людям максимум. Все остальные у меня или вызывали вопросы, или, наоборот, не вызывали никаких вопросов – было понятно, что к этим людям никогда спиной не повернулся бы. Проблему нужно решать кадрово.
Но берем саму систему Минобороны. Министр пришел из МВД, без команды, он опирается на тех людей, которые там есть. Они же там есть уже много лет, получили генеральские погоны, построили себе дачи и все остальное. К самому министру я отношусь довольно положительно. Конечно, это пока что только мое личное видение – не исключено, что позже выйдет интервью, где я поменяю точку зрения и скажу, что он, допустим, и есть главный коррупционер.
Есть откровенные факты по тем же полигонам. Каждый год вокруг этих всех арендных договоров происходят суды, на которых военная прокуратура имитирует деятельность. Она напрягается ровно настолько, чтобы не выиграть дело. И цепочка там идет от генеральной военной прокуратуры далеко вперед. И кто там сколько получает, на какой стадии какой чиновник крадет деньги – непонятно.
– Это проблема именно руководства?
– Она комплексная. Ну, скажем, если вы сейчас после меня пойдете писать интервью у [начальника Генштаба Виктора] Муженко, он вам покажется нормальным мужиком. Пойдете к Полтораку, так вообще скажете, что это золото, а не человек. Но почему-то все вместе они работать не могут.
Есть откровенно глупые решения у Муженко. Но у него были и удачные, хорошие. Скажем, рейд 95-й бригады – никто плохого слова не скажет. А с Донецким аэропортом это был чистый дебилизм. По глупости, по нежеланию “сливать” символ украинского сопротивления, который мы все равно потеряли, мы потеряли еще и кучу людей. Терминал нам нафиг не нужен, он находится в котле всю свою историю [за период АТО], зачем он нам? Снесли – забыли. А Моторола пускай гуляет по развалинам, не вопрос. Мы уже год живем без терминала, и ничего страшного. Отлично себя чувствуем.
Пока терминал был для нас плюсом и позволял эффективно уничтожать противника, нужно было его держать и использовать такое преимущество. Как только мы потеряли старый терминал, и стало ясно, что мы не в состоянии взять Спартак, контролировать периметр, – нужно было из него выйти. Терминал был военным инструментом, после того как этот инструмент перестал играть в нашу пользу, нужно было от него отказываться.
Но вот почему многие среди военных генералов защищают Муженко, особенно нормальные, так это потому, что он, в принципе, один из немногих генералов, который реально готов идти на риск. Но тут даже его, видимо, не хватило на такое серьезное решение – выйти из Донецкого аэропорта и из Дебальцево самим.
– Какое ключевое звено должно принимать эти кадровые решения?
– Уже 25 лет наша страна борется с коррупцией, и постоянно – с каким-то отдельно взятым коррупционером. Становится только хуже. Леча какие-то симптомы, мы никогда не победим самой проблемы. Пара правильных решений, и пойдет самооздоровление всей системы в целом.
Эти правильные решения лежат, во-первых, в законодательной плоскости. Я не считаю, что система, при которой министр не может спокойно и без объяснений увольнять своих подчиненных, правильная. Тем более, во время войны. Мне кажется, что чиновникам – министру обороны, начальнику Генштаба – нужно расширить кадровые полномочия, чтобы они могли принимать решения. И, само собой, нужно шире применять полиграф.
Одна из реформ, которую я бы хотел, чтобы провело Минобороны, – чтобы дали бригадам свои бюджеты. Чтобы бригада, как юрлицо, могла себе покупать, допустим, запчасти к волонтерским джипам, к военным машинам. Этого нет, не знаю, по каким причинам. Возможно, они боятся, что военные будут эти деньги красть. И я скажу даже больше: они будут. Но они будут и ремонтировать себе машины. Сейчас же это выглядит так: бригада подает список. Например, надо три радиатора на «Урал», десять колес на БТР. Они приезжают, им вместо трех радиаторов на «Урал» дают десять. И все, больше ничего. А дальше пошли волонтеры, это все.
– Как все это должно выглядеть, когда правила игры изменятся?
– У нас есть огромное количество полномочий, которые пересекаются в Минобороны и Генштабе, они вступают в конфликт. НАТОвцы уже предлагают реформы, как это должно быть. Минобороны и Генштаб должны быть одним целым. Например, в РФ начальник Генштаба является замом министра обороны и, фактически, прямым его подчиненным. У нас начальник Генштаба формально подчиняется министру обороны, но, на самом деле, это самостоятельная фигура практически того же калибра. То есть, министр обороны отвечает за все обеспечение, начальник Генерального штаба – за всю войну. И они очень часто находятся в конфликте, это тоже неправильно.
Необходимо просто выстроить нормальную систему отношений Министерства обороны и Генштаба. Мы должны иметь возможность проводить нормальные закупки, нормальные кадровые решения. Тогда система пойдет оздоровляться сама.
За этим должны следить специальные новосозданные органы, такие, как Антикоррупционное бюро. Хочется верить, что оно не будет очередным политическим инструментом, как прокуратура, например. Такие органы должны наблюдать за тем, чтобы действительно были реформы, а не симуляция, и чтобы кадровые решения принимались не с целью узурпации власти каким-то отдельным чиновником, а с целью изменения системы.
– Что еще нужно сделать, кроме кадровых перестановок?
– Начнем с того, что у нас же есть еще такие законодательные проблемы, как полномочия военных в зоне АТО. Когда у нас поймали 85 сепаров в Красногоровке, то военные там не во все дома заходили, потому что они не имели права, ведь может это сделать только милиция. Формально у нас нет войны, нет военного положения. Потому у военных очень ограниченные права. Понятно, что, если мы сейчас разрешим военным на передней линии делать все, что они захотят, там может усилиться отжим и мародерства. Но, все-таки, надо в определенных вопросах серьёзно расширить им полномочия. Потому что милиции там обычно на месте нет, СБУ не всегда справляется со своими обязанностями. У армии же нет таких инструментов.
Бывает, что в Станице-Луганской и Марьинке стреляют со спины. То есть, со стороны населенного пункта, который мы защищаем, в нас иногда летят пули. Кто-то постреливает из окна. А военные вывернуть этот дом и найти того, кто стрелял, не всегда могут.
Я не юрист, а волонтер, но с моей нынешней колокольни я вижу так, что на СНБО должны поднять вопрос о том, что нам нужны определенные законодательные изменения, пересмотр полномочий и функций отдельно взятых служб СБУ, МВД, Нацгвардии и армии. После министр обороны должен инициировать работу юристов, депутатов и всех остальных по разработке этого всего. Это все должно быть согласовано, чтобы опять не было конфликта интересов и перетягивания одеяла друг на друга.
Нужно четко обозначить, кто за что отвечает, кто что делает. Если у нас Нацгвардия должна выполнять полицейские функции, то вот вам Марьинка, вот здесь стреляют со спины. Сделайте так, чтобы не стреляли. А если вы не можете, дайте эти полномочия военным. Это первое. А второе – нам нужно проводить совместное учение сотрудников сил специальных операций «Альфа» на полигонах Минобороны с целью разработки новых программ переподготовки. У «Альфы» сильный инструкторский корпус, там есть чемпионы Европы по снайпингу. Они могут многому научить пехоту, ВДВ и даже спецназ.
– Какой уровень подготовки у наших военных сейчас?
– У нас огромная проблема – это учебки. Это порождает трудности даже у тех, кто уже отвоевал и вернулся. Он говорит: “Я воевал, я в аэропорту был, я умею”. Смотришь, а он не умеет ни автомат держать, ни ползти. Он не знает, как надо взаимодействовать с другими, работать в тройках, в четверках. Когда мы занялись обучением саперов, столкнулись с этой проблемой. Тогда наняли инструктора, который 15 лет работал в «Альфе». Он полгода сидел у нас на зарплате и обучал людей
Оба инструктора по саперке тогда получили осколки, потому что у них практически все занятия происходили непосредственно в поле – в серой зоне, возле сепаратистов. То есть, они научили пацанов и пошли минировать там, где надо. И они были в шоке от уровня огневой подготовки. Ведь это как когда учат читать в школе. Пока тебя не научили буквы читать, учить тебя математике рановато. Также и тут. Пока у тебя нет огневой подготовки, как держать тот же автомат, как работать с другими, учиться большему еще рано.
Война – это профессия. Есть же такая профессия – военный. Но у нас отношение, что человек с оружием в руках – это автоматически военный. Это все равно, что человек со скальпелем в руках – сразу хирург, а с фотоаппаратом в руках – сразу фотограф.
Нужно провести реформирование учебных программ для военных, но для этого нужно каким-то образом заставить взаимодействовать между собой Минобороны, Генштаб, «Альфу» и всех остальных. Люди с опытом у нас есть. Люди, способные эти программы сделать, есть.
Мой товарищ прошел полтавскую учебку. Он говорит – все, что вынес оттуда, это сумка с вещами. Его учили на связиста на старых станциях, которые не используются и давно все не работают. Эти советские моменты, когда рация размером с рюкзак, и она еще и не работает. В итоге, он пошел артиллеристом. Так зачем мы тратим деньги на учебки?
Нам нужно выгнать подавляющее количество людей. Научить людей воевать – главное, чтобы по программе, которую дали, а не так, как им самим захочется. Надо выстроить ниточку от командира где-то в поле до военкома. Чтобы военком и начальник учебки отвечали за качество личного состава пред тем, кто этот личный состав получит и будет с ним воевать.
– Недавно организация «Вернись живым» подавала петицию президенту по поводу ситуации в Военно-морских силах Украины. Что там происходит?
– Когда флот вышел из Крыма, он не проходил никаких переаттестаций. СБУ этих людей не проверяло.
Во флоте в Крыму у нас было около 6 тысяч человек, вышло – где-то две. Осталось около 80%. Просто потому, что они покинули Крым после аннексии, нельзя говорить, что они порядочные. Многие поступили так потому, что им надо до пенсии три года дослужить. Россия же не будет платить пенсию за службу в Украине.
Ну, кто-то вышел сознательно, кого-то просто не взяли. То есть, на самом деле, часть людей, которая вышла, лояльна к России. Это не страшно на нижнем звене, когда ему надо палубу драить или бортик красить. Это страшно, когда такой человек возглавляет флот. Ведь если у нас начнется полномасштабная агрессия со стороны России, наш флот проживет 20 минут, час. Но он успеет что-то сделать – он успеет нанести урон. Пока он может этот урон нанести, на нас будут боятся напасть.
Но у нас флот, который может не выстрелить из-за отсутствия приказа. Мы видели, что произошло тогда в Крыму. Армия, которая не уверена, у которой нет решительного командира, чтобы он дал команду открывать огонь. Зачем нам такая армия?
«Гетьман Сагайдачный» съедает за час работы порядка тонны дизеля. И содержание этого корабля Украине обходится в миллионы гривен в месяц. У нас всего 5 кораблей, 5 катеров – есть это весь наш флот. У нас есть морская пехота, есть много всего, это должно работать.
В результате, мы боимся принять решение, поэтому наша морская пехота воюет на «Уралах» и «Хаммерах», есть начальник флота, который непонятно как относится к России. Дочь которого живет в России и замужем за офицером ФСБ.
– Законодательно это нарушение?
– Опять-таки, здесь эти бюрократические кошки-мышки. В Одессу поехала проверка, человек 40 – проверить все изложенные в нашей петиции данные. Так вот оказалось, что дочка, которая замужем за фсб-шником, – это не является основанием для увольнения. А то, что он не занес ее в свою декларацию, просто почему-то не написал там, что у него есть дочь, и что она живет в Севастополе, – это уже нарушение. Это если формально.
Проблема в том, что у нас в Минобороны нельзя просто взять и выгнать. Многих генералов давно хотят выгнать, но не могут, потому что потом этот генерал может спокойно через суд восстановить свою должность.
