Мозговые импульсы не могут лгать – по крайней мере, в это начинают верить полиция и суды в некоторых странах. В реальности, тем не менее, дело обстоит несколько сложнее, предупреждает обозреватель BBC Future.
В Северо-Западном университете в американском штате Иллинойс группа психологов обучает студентов тому, как совершить идеальное преступление.
Им рассказывают, как пробраться в небольшой кабинет, расположенный на территории университетского городка, описывают, где в нем лежат ценности (в том числе серебряное кольцо), а также сообщают, в какое время суток у взломщика меньше всего шансов быть пойманным.
В тот же день каждый из студентов пробует себя в воровском ремесле.
Само собой, “кража со взломом” от начала и до конца инсценирована. Психологов в этом эксперименте интересует, каким образом человеческий мозг хранит воспоминания об участии в преступной деятельности, и насколько глубоко они скрываются.
Для этого и разработан сценарий постановочной кражи – а сделанные по итогам опыта выводы могут оказать влияние на рассмотрение некоторых реальных судебных дел.
“Долгие годы люди верили в то, что если продемонстрировать преступнику напоминание о его деяниях, то в его мозге невольно сработает механизм узнавания”, – говорит Зара Бергстром, психолог из Кентского университета в Британии, принимающая участие в исследовании.
“Но никто всерьез не пытался разобраться, так это или нет. Могут ли люди заставить свою память не вспоминать о чем-то нежелательном, и если да, то каким образом это происходит?”
Тот факт, что этот вопрос до сих пор подробно не исследован, может вызывать определенное беспокойство, ведь в течение последнего десятилетия методы сканирования мозга начали применять правоохранительные органы и суды в некоторых странах.
В наши дни уже не секрет, что на показания обычного полиграфа – “детектора лжи” – полагаться нельзя.
Но бытует мнение, что детекторы нового поколения, в основе принципа действия которых лежит сканирование мозга, являются более надежным инструментом.
Вера в эту технологию настолько сильна, что ее уже начали применять для установления виновных, и особенно широко это распространено в Индии.
В 2008 году 24-летняя студентка Адити Шарма получила пожизенный срок за отравление бывшего жениха Удита Бхарати при помощи сладостей, пропитанных мышьяком (Бхарати не нравилось то, что Шарма разорвала их помолвку и ушла к другому мужчине).
Против нее были и другие улики, но при оглашении приговора судья Шалини Прансалкар подчеркнул, что ее электроэнцефалограмма якобы показала, что Шарма имела “практические знания” о мышьяке, о самом убийстве и о том, каким образом оно было осуществлено.
Индийская полиция пользуется этой методикой с 2003 года. Полицейские утверждают, что она помогает загруженным работой следователям получать дополнительные улики и ускорять процесс дознания и вынесения приговора, который порой затягивается чересчур надолго.
Подозреваемого как правило усаживают в небольшую комнату без окон и проигрывают ему запись разных утверждений, часть из которых связана с преступлением.
Мозговая активность считывается с помощью шапочки с 30 электродами и передается в электроэнцефалограф.
Некоторые нейрологи считают, что при помощи этого метода можно выяснить, знал ли подозреваемый об определенных уликах – к примеру, об орудии убийства или о травмах, полученных жертвой.
Один из наиболее распространенных методов основан на регистрации так называемого вызванного потенциала P300.
Этот сигнал возникает в мозгу, когда испытуемый получает словесное или визуальное напоминание об объектах, людях или местах, связанных с особенно яркими и эмоционально окрашенными воспоминаниями.
Связь потенциала P300 с узнаванием была впервые установлена учеными в середине 1960-х годов.
Они заметили, что примерно через 300 миллисекунд после демонстрации стимула – к примеру, фотографии родственника – мозг выдает электрический импульс.
Но в следующие 30 лет это знание не применялось в практической криминалистике.
Метод проверки подозреваемых с помощью потенциала P300 был придуман Ларри Фарвеллом, исследователем в области биологической психологии в Гарвардском университете.
Эта техника была применена в знаковом уголовном деле против американского серийного убийцы Джей Би Грайндера, который в итоге был признан виновным в 1999 году.
P300 – это не единственный метод криминалистического сканирования мозга. В 1997 году индийский ученый Чампади Раман Мукундан разработал другую методику, получившую название BEOS (Brain Electrical Oscillations Signature).
Она вычисляет наличие воспоминаний на основании анализа кривой электрических колебаний мозга и сейчас применяется индийскими правоохранительными органами.
“Особенно много времени уходит на формулировку контрольных фраз, – говорит Мукундан. – Мы используем сведения о других, не связанных с преступлением событиях в жизни подозреваемого, чтобы протестировать систему; фразы, связанные с излагаемой подозреваемым версией событий; и, наконец, фразы, вытекающие из версий следователей”.
Если в ходе теста регистрируются подозрительные сигналы, процедуру повторяют, чтобы исключить случайность, говорит Мукундан.
Тест BEOS может проводиться только с добровольного согласия подозреваемого, и при этом важно, чтобы контрольные фразы не были сформулированы в обвинительном ключе: “Иногда перед тестом нужно проводить долгую беседу, чтобы настроить человека на соответствующий лад и избежать ненужного волнения в ходе всей процедуры”.
На первый взгляд похоже, что тест BEOS и тест Фарвелла были достаточно хорошо продуманы перед тем, как поступить в арсенал правоохранительных органов.
По словам Мукундана, если BEOS проводится с соблюдением всех нужных требований, то он способен показать, знает ли подозреваемый о преступлении напрямую, или же только слышал о нем от других.
Он оценивает точность BEOS в 95%. Фарвелл, в свою очередь, дает своему методу почти стопроцентную гарантию.
Блюстители порядка поверили в эти методы: в 2013 году систему тестирования мозга купила сингапурская полиция, а в 2014 году контракт на ее внедрение подписала полиция американского штата Флорида.
А антитеррористические подразделения в Австралии сейчас подумывают о применении таких методов в отношении людей, возвращающихся из зон конфликтов – чтобы проверять, действительно ли они там выполняли гуманитарные задачи или же нелегально участвовали в боевых действиях.
Допрашиваемого обычно помещают в небольшую комнату без окон и проигрывают ему запись разных утвержденийОднако оптимизм по поводу этих технологий разделяют не все. Ряд ведущих специалистов-нейрологов указывает на тот факт, что описания методик Мукундана и Фарвелла не были опубликованы в научных журналах, чтобы их убедительность могли оценить ученые-коллеги.
Другие скептики считают, что (как и в случае с полиграфом) результаты теста слишком сильно зависят от условий его проведения.
Зара Бергстром говорит, что необходимо разработать признанные на международном уровне правила такого тестирования. Это снизило бы вероятность намеренного или случайного влияния на результаты теста.
“Контрольные фразы можно сформулировать таким образом, чтобы получить нужную вам реакцию”, – утверждает она.
Есть и еще один важный момент. Сторонники новых методов убеждены, что электрические сигналы мозга – к примеру, потенциал P300 – возникают чисто автоматически, и подозреваемый никак не способен их контролировать. Но так ли это на самом деле?
Вернемся к описанной в начале статьи постановочной краже: Бергстром и ее коллеги изучали потенциал P300 в попытке выяснить, способен ли преступник обмануть тесты мозговых сигналов и намеренно подавить свои реакции на определенные стимулы.
В ходе предварительного исследования ученые попросили “подозреваемых” посмотреть на фотографии преступления на компьютерном экране и представить себе, что это преступление совершают они.
Далее нужно было намеренно забыть об этом “преступлении” в ходе теста. Выяснилось, что большинство испытуемых вполне способны это сделать.
Постановочные кражи были следующим этапом эксперимента. Можно ли обмануть тест, даже если человек действительно совершил некое действие?
По предварительным данным опыта, это возможно. “Мы выяснили, что некоторые люди весьма эффективно контролируют свою мозговую активность и могут подавлять даже яркие автобиографические воспоминания”, – говорит Бергстром.
Остается вопрос: можно ли сравнивать инсценировку в рамках научного эксперимента с эмоционально богатыми воспоминаниями, оставшимися от реально совершенного тяжкого преступления?
Некоторые специалисты считают, что это можно выяснить, попросив испытуемых совершить преступление в виртуальной реальности.
Но Бергстром уже на основании имеющихся данных делает вывод, что любые подобные тесты должны по крайней мере регистрировать еще и мозговую активность, связанную с сознательным подавлением воспоминаний.
“Не исключено, что есть люди, которые способны забывать события, будь то намеренно или случайно, – признает Мукундан. – У нас был случай, когда подозреваемый мог описать словами жуткие подробности прошлых действий, но было похоже, что на самом деле он их не помнит”.
“Именно поэтому сейчас результаты теста BEOS должны применяться в суде только как подкрепляющее доказательство наряду с прямыми уликами”.
Проблема здесь в том, что результаты такого тестирования могут казаться судье весьма убедительными – а присяжным, пожалуй, и подавно.
В 2008 году газета Hindu сообщила о том, что национальный комитет в составе пяти индийских специалистов по нейрологии выпустил обращение к правоохранительным и судебным органам, призывая не использовать эту технологию, так как ее эффективность пока не вполне доказана. Но этот призыв не был услышан.
Результаты тестов мозговой активности пока принимаются в качестве доказательства только в индийских судах, но многие юристы считают, что со временем ситуация изменится.
“Судьи как правило склонны к консерватизму и требуют убедительных доказательств надежности того или иного метода, – говорит Гари Гибсон из Западной Калифорнийской школы права. – Они хотят знать: дала ли тысяча тестов одинаковые результаты? Можно ли быть уверенным в том, что тестом нельзя манипулировать?”
“Но в любом случае рано или поздно найдется судья, который примет эти доказательства – скорее, в гражданско-правовом иске, где цена ошибки не так высока. Однако это откроет дорогу к применению теста и в уголовном процессе”.
Остается лишь надеяться, что к тому времени, как это случится, мы будем иметь достаточно информации о потенциальных слабых сторонах этого метода и сможем объективно оценивать его надежность.
