На два месяца, до 29 апреля, арестовал Гульчехру Бобокулову сегодня, 2 марта, Пресненский районный суд. Журналисты в суде могли сами убедится в степени безумства 38-летней женщины, отрезавшей 4-летнему ребенку голову, но, кроме того, выяснилось, что у нее есть сообщники и подстрекатели, которых сейчас разыскивают силовики.
К зданию Пресненского суд журналисты стали подтягиваться за полтора часа до начала заседания.
Саму же Бобокулову привезли в суд незадолго до начала заседания. Появление ее перед журналистами было фееричным. Сначала в полумраке замелькал синий передник, который можно увидеть на некоторых работниках рынков и уборщицах (за этот передник ее успели прозвать няней-продавщицей). Затем из тьмы выплыла сама Бобокулова в сопровождении нескольких приставов. Если рабочий передник придавал ей какую-то несуразность, то развивающиеся длинные черные волосы — зловещность. В эту картину вполне вписались признания няни, которая неожиданно разговорилась с журналистами, сообщает mk.ru
– Вы признаете свою вину?- стали выкрикивать представители СМИ.
– Да, признаю, – достаточно громко ответила Бобокулова.
– Вы раскаиваетесь?
– Да.
– Зачем вы убили ребенка?
– Аллах приказал…
Кажется, такого не ожидали услышать даже самые опытные журналисты. Как правило, в таких ситуациях люди не склонны вести беседы с прессой. Подозреваемые, как правило, прячут лицо от телекамер и максимум, что из себя выдавливают «без комментариев».
После этого работники суда убедительно попросили больше не задавать Бобокуловой вопросы.
Когда Бобокулова зашла в клетку, многие могли увидеть у нее за спиной, на стене рядом с комнатой судьи, православный календарь с образом Богородицы.
В клетке няня тут же уселась на скамеечку, скрестила ноги и стала с любопытством рассматривать людей с камерами. Некоторым фотокорреспондентам она даже успела попозировать и улыбнуться.
Насколько Бобокулова раскаялась в содеянном можно было видеть во время процесса. Таких откровенных улыбок, которыми она изначально одаривала фотокорреспондентов, уже не было, но лицо ее было хладнокровным и крайне спокойным. Некое подобие эмоций появилось только когда у нее то ли зачесался, то ли заболел бок и она стала тщательно его тереть. Второй раз голос дрогнул, когда судья начала задавать вопросы про ее детей.
Рассказав, где и когда она родилась, о своих трех детях (младшему 16 лет) о разводе с первым мужем (о втором гражданском она умолчала), Бобокулова спокойно села. Кстати, подозреваемая понимала все, что говорит судья Васюченко (та самая, которая приговорила Евгению Васильеву к реальным шести годам несмотря на то, что прокурор просила условный срок), но с запинками отвечала по-русски на поставленные вопросы. С ней все время работал переводчик.
Затем поднялся следователь.
– Бобокуловой не представилась возможность предъявить обвинение, – объяснил он, добавив то, что не афишировалось до этого момента. – Пока следствием не установлены ее соучастники и подстрекатели.
После этих слов многим стало ясно, что следствие не исключает, что Бобокулову завербовали в ИГИЛ (запрещенная в РФ организация) и преступление было совершенно по политическим и религиозным мотивам.
Следователь также добавил, что Бобокулова, если ее не арестовать, может скрыться от правоохранительных органов, повлиять на ход расследования, угрожать свидетелям (с ними, с его слов, также активно работают). Более того, Бобокулова несет реальную угрозу окружающим, в том числе детям. Кстати, и следователь и судья старались уходить от подробностей зловещей расправы над девочкой, употребляя обтекаемые формулировки.
Любопытно, что Бобокулова не стала протестовать против ареста. И ее адвокату, которая, кажется, сама немного растерялась из-за равнодушия своей подзащитной, ничего не оставалось делать, как оставить вопрос меры пресечения на усмотрение судьи.
Буквально через 10 минут журналистов снова собрали в зале судья объявила об аресте до 29 апреля. От няни и на этот раз не последовало никаких эмоций.
– Гюльчехра, вы согласны? Вы слышали «голоса»? – засыпали вопросами подозреваемую. В ответ — тишина.
– Вам девочку не жалко? Не хотите попросить у родителей прощения? – выходя из зала спросили у няни снова. Та лишь демонстративно отвернулась и, слегка улыбаясь, махнула рукой, мол, «никаких комментариев».