18 февраля 2015 более 2,6 тыс. украинских военнослужащих окончательно оставили позиции на Дебальцевском плацдарме и отошли на новые рубежи обороны на северо-запад от города. И хотя некоторые группы выходили еще несколько дней, именно эта дата считается завершением боев за Дебальцево.
По официальным данным, непосредственно во время выхода погибли 19 военных, еще 13 пропали без вести, а 17 попали в плен.
Через год после тех боев ВВС Украина пообщалась с непосредственными участниками событий, которые прорывались из Дебальцево.
Их воспоминания чем-то напоминают рассказы об Иловайске, правда маршрутов выхода из Дебальцево было уже несколько, а не один, что способствовало операции.
Ниже – впечатления от прорыва бойца Нацгвардии, который был в начале одной из колонн сил АТО, а также военного 128-й бригады, выезжавшего из города среди последних.
Виталий Лазебник, восьмой батальон Нацгвардии:
Был в Дебальцево почти три недели, заехали туда 1 февраля по ротации.
Сильные обстрелы начались где-то 25 января, накрывали центр Дебальцево. Мы стояли на “кресте” – перекрестке дорог Ростов-Харьков и Донецк-Луганск.
С поставками, в принципе, у нас все было нормально. Только с 10 февраля появилась проблема с подвозом продовольствия и воды, но продуктов у нас хватило бы, наверное, на несколько месяцев, ведь на “Кресте” был большой волонтерский состав, куда свозили продукты для местных жителей и военных. То есть с едой никаких проблем не было вообще.
Были немного проблемы с БК (боекомплект. – Ред.). После того, как трассу “Артемовск-Дебальцево” перекрыли (Боевики заняли село Логвиново, через которое проходит дорога на Артемовск, 9 февраля. – Ред.) БК 128-й бригаде, в том числе и артиллеристам, уже подвозили “чигирями”.
До Нового года “Крест” и вообще центр Дебальцево обстреливался всего несколько раз. А с 25 января обстрелы стали постоянными, по несколько раз в день.
У нас было даже такое, что обстрелы начинались строго по графику: начало в 6 утра, потом с 8 до 9 пауза – мы расслаблялись, ели, занимались гигиеническими делами. А где-то с 9 начинался обстрел, который продолжался примерно до 13-ти. Далее снова перерыв часов до 16-ти. И с тех пор, как темнело, вплоть до 21 постоянно были обстрелы.
И ночью были обстрелы – в зависимости от того, проходила ли наша колонна. Если шла какая-то техника, то была вероятность того, что будет обстрел. Техники нет – обстрелов ночью тоже нет.
Корректировщики шныряли постоянно, время от времени их вылавливали. Шныряли и ДРГ (диверсионно-разведывательные группы. – Ред.), Особенно начиная с 9-10 февраля. Почти ежедневно у нас были перестрелки с малыми группами. Как только мы их засекали – прижимали огнем, чтобы не подходили.
Около 15 февраля мы уже знали, что будем выходить, но конкретного времени не было. Нам сказали, чтобы мы были готовы за 15 мин собраться, загрузиться и поехать. Собственно, так и произошло. Где-то около полуночи с 17-го на 18-е нам сказали: “Все, пакуем чемоданы”.
Все уже были распределены по машинам, знали, кто на какой уезжает.
Ориентировочно в 1 ночи колонна в составе 128-й бригады, 30-ки (30-й механизированной Новоград-Волынско-Ровенской бригады. – Ред.) И 101-й бригады (101-й бригада охраны Генштаба ВСУ. – Ред. ) выехала. Потом к нам еще кто-то присоединился. Колонна растянулась на несколько километров. Смотришь ночью – до горизонта.
Мы поехали не по трассе, а выезжали через какие-то дачные кооперативы, частный сектор, вдоль посадок. Постоянно блуждали, а хвост колонны накрывали “Градами”.
Когда рассвело, уже были в полях. Около 7 утра мы попали в первую засаду, пришлось разворачиваться.
Колонна тогда уже разделилась очень сильно, выходили по две-три машины. Если машина застряла – переходили на танк. Застрял танк, пересаживались на “бэху” (Боевую машину пехоты, БМП. – Ред.).
В 9 попали во вторую засаду – с одной стороны из “зеленки” (зарослей или насаждений деревьев. – Ред.) стреляли из стрелкового оружия, а с другой – с высоты расстреливали из танков. За нами ехало три машины. Две машины подбили прямым попаданием в кабину. А у нас снаряд прилетел перед машиной, осколками посекло двигатель. Мы высыпали, стрелковый обстрел подавили и дальше уже шли пешком.
Около 10 утра мы пришли к Мироновскому, а до 11 дошли до точки сбора в Луганском (Мироновское и Луганское – поселки где-то в 17 км по прямой от “Креста” в Дебальцево. – Ред.). То есть мы выходили 10 часов, хотя машиной там 5 минут ехать.
При выходе потерял все личные вещи – остались в машине. Я возвращался, пытался что-то вытащить – у меня там были фотоаппарат, планшет, радиостанции. В результате вытащил только рюкзак одного из наших медиков и два тепловизора. А вещи уже оставил – не самая важная часть. Когда мы отошли на полкилометра, машину сожгли еще одним выстрелом.
У нас было три “КрАЗа” и БТР (Бронетранспортер. – Ред.), на которых выезжали. Но в итоге все ребята вышли налегке.
А БТР потеряли около одного болота, где много машин застряло.
Всего из техники на “Кресте” остался один БТР “Валера”, с которого сняли вооружение и у которого заклинило двигатель, армейский экскаватор, который вообще был не в ходу, а также ИМР, инженерная машина разграждения. И еще остался один танк, у которого было сквозное отверстие в стволе от осколка, и башню заклинило. Плюс “КрАЗ”, которому снаряд “Града” прилетел в кабину, и еще одна легковая машина с пробитым радиатором.
А “живую” технику, в принципе, не оставлял никто. Если она хоть как-то ездила, то на ней выезжали…
В общем о Дебальцево думаю, что город можно было удержать. Но зачем такие жертвы? Дебальцево вообще рассчитывалось как плацдарм для наступления. На крайних блокпостах в том же Углегорске вообще ничего не было оборудовано для обороны. Ребята вынуждены были сами рыть окопы в железнодорожной насыпи.
Когда 17 февраля в город малыми группами зашел противник, стало неясно, где свои, а где – чужие. Тогда сепаратисты поняли, что взять город и подавить наиболее серьезные ротно-опорные пункты не могут, они вышли и начали очень массированные обстрелы из всего, из чего могли. Зарево ночью было постоянно.
Выход все же был продуман, определенные маршруты. Другое дело, что техника ломалась, и мы попадали в засады. Наш батальон потерял всю свои технику, зато вышли без потерь людей. Я считаю, что это главное.
Олег Высочан, 128-я отдельная горно-пехотная Закарпатская бригада:
События в Дебальцеве начались, по большому счету, когда 25-й батальон территориальной обороны “Киевская Русь” вышел из Никишина (Село южнее Дебальцева. – Ред.). После этого взяли в окружение блокпост в Редкодубе. Из окружения бойцы смогли выйти, однако линия обороны была уже сломана. Далее начали сминать один блокпост за другим…
Из того, что видел, могу сказать, что тогда против нас воевали давно уже не сепаратисты, а российские регулярные войска. У каждого убитого мы искали документы и передавали их контрразведке. И это были документы российских военных – удостоверения офицеров и солдат-контрактников (Кремль официально отрицает участие своих регулярных вооруженных сил в конфликте на Донбассе, хотя признает присутствие на Востоке Украины российских “добровольцев” и “отпускников”. – Ред.).
Вообще с 26 января по 2 февраля шел один большой бой, который не останавливался ни днем, ни ночью. Нас постоянно обстреливали артиллерией и крыли “Градами”. А там, где были бои – в Санжаровке, Каменке, Никишине, Редкодубе, Ольховатке, Новоорловке – все делалось, как по книжке: отработала артиллерия и шла пехота. Это были контактные бои, расстояние между противниками иногда было всего 20 м.
А 9 февраля сепаратисты взяли Логвиново и перекрыли дорогу на Артемовск. Было несколько неудачных попыток разблокировать дорогу. А когда пошла команда отправить более или менее серьезные группы туда, было уже поздно что-то делать, потому что противник укрепился в Логвинове и занял там высоты…
Что касается моего механизированного батальона 128-й бригады, то он занимал опорные пункты у шахты Ольховатка (Поселок Ольховатка – в 8 км к югу от Дебальцева. – Ред.). 13 февраля один наш блокпост с позывным “Николай” сняли на усиление базового лагеря бригады на окраине Дебальцева, а 16 февраля сняли почти все остальные.
Из Ольховатки мы выходили с боями, потому что ее уже брали в окружение. К “Кресту” пришли под обстрелами, там уже вовсю наши отстреливались, чтобы дать нам возможность пройти.
Все войска, которые оставались, тогда стянули в этот лагерь 128-й бригады – “Поляну”. И вот представьте интенсивность обстрелов: один пакет “Градов” состоит из 40 ракет, последняя ракета из пакета еще не долетала, как начинался следующий обстрел. А кроме “Градов” стреляли из “Ураганов” (Реактивная система залпового огня, которая имеет большую мощность, чем “Грады”. – Ред.), танков, минометов, “Гвоздик” и “Пионов” ( “Гвоздика” и “Пион “- самоходные артиллерийские установки, САУ. – Ред.).
Были прямые попадания, были разбросаны тела, очень страшная картина. Ночью не было никакого света, а обстрелы продолжались так же.
Уже 16 февраля мы понимали, что время пошло на дни, долго мы не продержимся, ведь были проблемы с боекомплектом и горючим для техники. В результате много техники осталось, потому что не было возможности ее заправить. А такие варианты, как тащить что-то, были равноценны тому, чтобы похоронить обе машины вместе с экипажами.
В ночь с 17 на 18 февраля в полночь вышла первая группа. Наш механизированный батальон выходил последним и должен был прикрывать прорыв. Вышли, когда уже светало. Нас снова обстреливали из танков, САУ, минометов, работали снайперы и пулеметные точки.
Как по мне, самый сложный участок была на поле перед Мироновским. Оно простреливалось со всех сторон, но его надо было пройти. В Мироновском стоял наш Виноградовский горно-пехотный батальон. Они, как могли, прикрывали нас, но поле есть поле, и там все было по принципу: повезло или не повезло.
Я выезжал на джипе. После выхода в нем не осталось ни одного стекла, радиатор отсутствовал, все повырывало взрывами. Но благодаря морозу мотор не грелся, и машина работала.
По дороге подбирали раненых – не могу даже сосчитать, сколько. Все происходило так: машина останавливается, все отстреливаются и один кто-то загружает раненых. Каждая остановка транспорта имела высокую вероятность того, что раненых станет больше.
Было много подбитой техники и были “двухсотые”. Всех раненых мы разбирали по разным машинам, а “двухсотых”, как это ни прискорбно, не забирали, потому что просто некуда было и было очень опасно…
В общем, на мой взгляд, Дебальцево можно было и нужно было удержать. Но нас надо было усилить танками и личным составом. 128-я бригада держала позиции на Дебальцевском плацдарме с октября 2014 года. Потери были – и по технике, и по личному составу – но их никак компенсировали…