Со времен глубокой древности и до наших дней художников влекла тема пьянства и хмельного разгула.
Колумнист BBC Culture решил пристально рассмотреть эту давнюю, но каким-то образом выпавшую из поля зрения широкой публики любовную связь между искусством и зеленым змием.
Вот мы сидим в таверне, в теплой компании беззаботно веселящихся мужчин и женщин – общим счетом 11 человек.
По левую руку, у камина, группа гуляк судачит о чем-то и громко хохочет. Позади них подвыпивший персонаж пустился в пляс.
По правую руку двое мужчин играют в карты с женщиной, вероятно, проституткой, которая, лукаво поглядывая на зрителя, украдкой показывает припасенного туза.
На переднем плане расположился изнывающий от любовного томления музыкант, он пилит скрипку, пытаясь извлечь из нее подобие мелодии, и одновременно флиртует с молодой женщиной, которая не может сдержать улыбку, глядя на него.
Эта разухабистая сценка запечатлена на одной из 400 или около того картин (некоторые искусствоведы называют цифру 800 – Ред.), созданных плодовитым голландским живописцем XVII века Яном Стеном.
Имя Стена, сына пивовара из Лейдена, известно в Нидерландах каждому, соотечественники считают его едва ли не главным шутником в сонме прославленных художников Золотого века голландской живописи.
Как демонстрирует этот эпизод в интерьере таверны, Стен специализировался на изображении сцен пьяного разгула с участием дебоширов и весельчаков.
Можно предположить, что будь эпический толстяк и пьяница сэр Джон Фальстаф из пьес Шекспира художником, он писал бы в той же манере, что и Стен.
Несколько его работ, включая и это полотно, сейчас представлены на выставке “Мастера повседневности: голландские художники в век Вермеера”, проходящей в Королевской галерее Букингемского дворца в Лондоне.
В экспозиции представлены и другие буйные сцены в тавернах кисти Стена, включая его “Деревенскую попойку” (1673 год). Это сложная многофигурная композиция, изображающая шумный пьяный хаос, царящий у стен разгромленной гуляками загородной гостиницы.
Персонажи картин Стена чревоугодничают, пьют, пляшут, хохочут, кричат – в полной мере наслаждаются радостями всеми радостями жизни.
Сквозь призму алкоголя
Сегодня за пределами своей родной страны Стен известен куда меньше, чем его современники – Рембрандт, Франс Хальс или Вермеер. И тем не менее, я нахожу его завораживающей фигурой.
Дело в том, что он – певец одного из основополагающих, но зачастую остающихся без должного внимания явлений в истории искусств.
Благовещение, Рождество, портреты аристократов и монархов, обнаженная натура – искусствоведы посвятили им объемистые тома ученых трудов.
Однако раскрытие темы пьянства в изобразительном искусстве вызывает скорее кривые усмешки, чем научный интерес.
Достаточно познакомиться с высокомерными комментариями в интернете к снимку, запечатлевшему подвыпивших гуляк, которые отмечают наступление Нового года в Манчестере.
Это фото не так давно получило вирусное распространение в сети.
Вместе с тем, подвергшись обработке в манере различных стилей живописи, этот образ гражданской (к счастью, бескровной) бойни, вполне в духе Уильяма Хогарта, получил всеобщее признание благодаря классической композиции и удостоился сравнений с полотнами старых мастеров.
Кстати, обратите внимание на тонкую символичность названия места, где разыгралась драма, – Well Street, т.е. Колодезная улица.
Да, реакция в сети на это фото – своего рода бурлеск, шутка, обыгрывающая кажущееся несоответствие между “высоким” искусством и “низким”, едва ли не убогим, предметом изображения.
Однако в определенном смысле это ложное суждение. Ведь, если разобраться, вполне возможно сконструировать всю историю искусств, исходя из взгляда на нее исключительно через призму (или, возможно, это должно быть донышко стакана?) спиртного.
Опьянение было одной из ведущих тем изобразительного искусства древнего мира.
Возьмите хотя бы все эти античные росписи на керамической посуде по мотивам бурного веселья, как правило, имевшего место во время древнегреческих симпосиев, ритуальных пиршеств с обильными возлияниями.
Пракситель, прославленный ваятель из Аттики, трудившийся в IV веке до Рождества Христова, создал знаменитую статую юного бога вина Диониса, сидящего на руках у Гермеса.
Римляне тоже находились в рабстве у Бахуса (как они именовали Диониса). Он нередко появляется со своей шумной свитой или без нее на древнеримских скульптурах, стенных росписях, мозаиках.
С возрождением языческого мировоззрения в эпоху Ренессанса, питие снова стало для художников важным мотивом их творчества.
Прежде чем изваять свою внушающую благоговение Пьету, Микеланджело создал скульптуру похотливого и подвыпившего Бахуса.
Тициан на картине “Бахус и Ариадна” из Национальной галереи в Лондоне изобразил бога пьянства, который спрыгивает, чудесным образом сохраняя при этом равновесие, с колесницы, запряженной двумя гепардами.
В другой работе, “Вакханалия”, хранящейся в музее Прадо в Мадриде, Тициан также обращается к теме пьянства.
Он изобразил компанию гуляк на берегу винной реки, протекающей по острову Андрос в Эгейском море. Одни пляшут, другие возлежат берегу. Те и другие пьют из хмельного потока.
Спустя почти сто лет Рубенс написал своего пресловутого Силена. Лысый, обремененный изрядным пузом наставник и собутыльник Диониса едва не валится с ног от пьянства.
В собрании лондонской Национальной галереи находится другое полотно с изображением столь же корпулентного, упившегося в хлам Силена, которого поддерживают сатиры. Возможно, работа выполнена в мастерской Рубенса.
Мужество голландцев
Через несколько десятилетий после создания этих произведений Стен и другие голландские художники сочли изображение пьянства своим профессиональным предназначением.
Хрестоматийным в репертуаре мастеров XVII века стал сюжет совращения молодой женщины, которую спаивает богатый господин, питающий сладострастные намерения.
Вермеер представил собственную версию такого сценария в полотне, написанном в конце 1650-х годов, ныне хранящемся в Берлине.
Великолепные рефлексы белого искрятся на бокале с вином (картина так и называется – “Бокал вина” – Ред.), который женщина держит на уровне глаз.
Это должно служить метафорой ее душевного состояния – то ли ее покорило обаяние мужчины, стоящего рядом, то ли прелесть состояния опьянения, а может быть, и то и другое вместе.
Популярность дешевого голландского спиртного, как утверждают некоторые, послужила источником вдохновения для создания самого памятного (и апокалипсического) образа пьянства в истории британского искусства – гравюру Уильяма Хогарта “Переулок джина”.
Эта вызвавшая полемику работа, увидевшая свет в 1751 году, изображает тяжкие последствия неумеренного потребления иностранного спиртного, а ныне служит отправной точкой для небольшой выставки “Искусство и алкоголь”, открытой до осени 2016 года в галерее “Тейт” в Лондоне.
Экспозиция охватывает тему алкоголя в искусстве, начиная с XVIII столетия – и до наших дней.
Этапы этого пути – бурные сцены из жизни простонародья кисти шотландского художника XIX века Дэвида Уилки и впечатляющее размерами и сумасбродством содержания полотно “Поклонение Бахусу” Джорджа Крукшэнка.
Картина, написанная в 1860-62 гг., изображает “пьяную изнанку” викторианской Британии (из нее следует, что питие было веселием всех слоев общества).
Дух эпохи
На выставке в “Тейт” эта работа соседствует с произведением творческого дуэта британских художников-авангардистов Гилберта и Джорджа “Боллс”: Вечер накануне похмельного утра – Пьющая скульптура” (1972).
Работа состоит из 114 черно-белых фотографий, каждая в отдельной рамке, на которых изображены различные стадии возлияний в одном из баров восточного Лондона (бар Balls Brothers).
Фрагментарный калейдоскопический набор снимков, многие из которых отличаются наличием визуальных эффектов, искажающих реальность, воспроизводит причудливый процесс помутнения сознания и зрения под воздействием алкоголя.
Гилберт и Джордж – далеко не единственные современные художники, испытывающие склонность к пьянству (точнее, к его отражению в творчестве).
За несколько лет до своей смерти, воспоследовавшей в 2011 году, американский художник Сай Твомбли начал цикл из восьми эпических картин, изображающих парящие и переплетающиеся петли, нанесенные на холст ярко-красной акриловой краской.
Напряженные мотки кроваво-красных нитей, как будто бы долженствующие представлять вакхические удовольствия, наводят на мысль о насилии и смерти. Твомбли писал их в разгар войны в Ираке.
Наконец, в прошлом году блестящий современный художник (и музыкант) Кристиан Марклей представил видеоинсталляцию на 11 экранах под названием Pub Crawl – поход из пивной в пивную с приемом напитков внутрь.
В этой работе художник изобразил собственную прогулку по улицам Восточного Лондона ранним утром.
По ходу дела автор извлекает из попадающейся ему на пути посуды подобие “музыки”, постукивая по полупустым стаканам с остатками пива и банкам из-под лагера – свидетелям излишеств минувшего вечера.
Почему же алкоголь сыграл такую важную роль в истории искусств, выполняя функцию источника вдохновения для художников?
“Выпивка – это веселье, не так ли? – отвечает на это Дэвид Блейни Браун, куратор выставки “Искусство и алкоголь” в галерее “Тейт”. – А еще, конечно, она способна высвобождать творческую энергию. Впрочем, в современном мире произошел сдвиг от алкоголя в сторону наркотиков. В известной мере”.
Он продолжает: “В каком-то смысле, я думаю, все эти художники как бы балансируют на грани. С одной стороны, их картины изображают излишества и вызывают мысль о необходимости более жесткого контроля. Но в то же время в них присутствует увлеченность предметом и примирение с ним”.
Возможно, именно поэтому Ян Стен часто помещал автопортрет в свои сцены всеобщего веселья и пьяного загула.
Так, в “Интерьере таверны с картежниками и скрипачом” мы узнаем его в толстяке, который заходится от хохота у очага в левой части картины.
Следовательно, нет ни малейших оснований полагать, что картины Стена должны были играть роль некоего указующего перста и нравоучительной проповеди, обличающей пороки.
“Стен – крупнейшая личность в голландской живописи XVII века, – говорит Десмонд Шоу-Тэйлор, смотритель королевских картин. – Он рос в семье пивоваров и сам держал пивную, поэтому не будет преувеличением предположить – и на это есть определенные основания, – что он и сам был не дурак выпить. Но это только предположение, поскольку нет ничего необычного в том, что художник изображает себя на собственных картинах”.
Даже если это так, его полотна свидетельствуют, что Стен был не чужд нормальной человеческой слабости “принять на грудь”.
В отличие от священнослужителя, проповедующего воздержание, он, похоже, положительно настроен по отношению к глупостям, совершаемым под воздействием винных паров. Он считал это слабостью, но уж никак не пороком.
Как и многие другие художники, которые на протяжении веков изображали последствия употребления алкоголя, включая даже того фотожурналиста, который поймал в объектив бесчинства пьяниц на улицах Манчестера, Стен, похоже, драматизирует поведение пьющих, но не берется их судить.
