Чуть больше года назад Министерство обороны объявило об открытии дверей для волонтеров, которые должны были помочь реформировать ведомство.
Проект “Волонтерский десант” появился с подачи советника президента Порошенко, известного волонтера Юрия Бирюкова. А куратором проекта стал глава совета волонтеров при МО Давид Арахамия.
К тому моменту история Арахамии была хорошо известна: IT-предприниматель с начала марта 2014 года занимался снабжением 79-й бригады, дислоцировавшейся в районе Чонгара. Так началась его волонтерская деятельность.
За полгода созданный им фонд “Народный проект” стал одним из крупнейших и самым прозрачным (все поступления на счета фонда можно увидеть в онлайн режиме). А у самого Давида сложилась репутация человека неконфликтного и креативного.
В начале октября 2014 года была объявлена “мобилизация” волонтеров.
Сегодня Давид Арахамия комментирует закрытие проекта “Волонтерский десант” так: “Десантники” территорию зачистили – теперь время мотопехоты”.
Большая часть “десантников” уже уволилась из министерства, передав свои проекты менеджерам Проектного офиса реформ при МО, который возглавил Андрей Загороднюк.
Загороднюк поясняет, что теперь инициативы волонтеров перешли в стадию проектов и нуждаются в узкопрофессиональном сопровождении.
За год работы членов “Волонтерского десанта” не раз критиковали коллеги-волонтеры. Народные депутаты обвиняли в том, что “десантники” якобы “сели на схемы, с которыми должны были бороться”.
Тем не менее, волонтерам удалось реализовать ряд системообразующих проектов: внедрить систему электронных закупок, разработать новые ТУ для поставщиков, запустить эксперимент по созданию новой системы питания для военных, внедрить электронный реестр учета объектов собственности МО, запустить серию проектов по автоматизации складов.
А главное, как считает глава Проектного офиса реформ Загороднюк – сделать многие изменения необратимыми.
“Украинская правда. Жизнь” поговорила с Давидом Арахамия о том, что удалось и что не удалось волонтерам в Минобороны.
“ЕСЛИ ТЫ ЛИШАЕШЬ КОГО-ТО ВОЗМОЖНОСТИ ЗАРАБОТАТЬ 600 МИЛЛИОНОВ ГРИВЕН, ТО БУДЬ ГОТОВ К ВСТРЕЧНОЙ АТАКЕ”
– Прежде чем говорить о результатах “Волонтерского десанта”, объясни, почему у прокуратуры появились вопросы к деятельности твоего фонда? Ты писал в ФБ о том, что тебя обвинили в организации “волонтерской ОПГ”.
– Когда год назад мы запускали волонтерский проект в МО, я понимал, что люди не смогут долго и много работать на энтузиазме. У всех есть семьи.
Представьте, вот Богдан Ковалев переезжает из Кривого рога – ему нужно: а) арендовать жилье в Киеве; б) у него остались жена и маленький ребенок в Кривом Рогу.
Поэтому стали искать форму оплаты – обращались и в АП, и в министерство, чтобы они помогли решить этот вопрос. Но максимум что нам отвечали в МО, что если бы волонтеры были военными, тогда можно было что-то придумать. А так – зарплата порядка 1700 гривен.
Тогда мы направили письмо от нашего фонда “Народный проект” в Государственную фискальную службу и спросили: “Если фонд будет оказывать материальную помощь семьям служащих, это будет иметь какие-то коррупционные признаки?”
Мы получили ответ – “нет”, поскольку это не госслужащие и не должностные лица, они не попадают под антикоррупционное законодательство, соответственно, это не будет считаться коррупцией.
Имея официальный ответ на руках, открываем проект: “Помощь семьям “Волонтерского десанта”. Так семьям волонтеров, которые пошли работать в МО, фиксировано доплачивается сумма, в зависимости от того, у кого какие потребности: от 7 до 15 тысяч гривен, с уплатой всех подоходных налогов, военного сбора, ПФ. Там немалые налоги, кстати, получаются – порядка 15 или 17%.
Свыше 500 человек вносили свои вклады туда, на сайте, в открытом режиме. И это до поры до времени никого не интересовало.
– Если все было официально, то откуда возникли вопросы у прокуратуры?
– Примерно через 8 месяцев работы “Волонтерского десанта” начались, я бы сказал, “переделы рынка” поставок.
Представьте: на протяжении семи лет 4 поставщика оказывают МО услугу по закупке и приготовлению пищи на 2,5 миллиарда гривен.
А тут мы: “Ребята, у вас качество не соответствует стоимости, и вообще надо демонополизировать этот рынок”.
Я, как бизнесмен, считаю грубо: пусть 30% – это их чистый доход. 600 миллионов гривен – это деньги, ради которых можно напрячься: заплатить за “черный пиар”, нанять депутата для шума. И начать дискредитировать идею.
У нас еще была такая история – в самом начале старте проекта к нам в команду затесался Юрий Василенко. Он должен был заниматься спальниками для армии, поначалу у него даже получалось, но на последнем этапе он его практически завалил. И пришлось подключать других волонтеров, чтобы исправить ситуацию.
Уже тогда ему сказали, что он не подходит, и предложили уволиться, поскольку в Министерстве у нас было ограниченное количество возможных должностей.
Но вместо того, чтобы уволиться, он записался в профком, хотя работать перестал. В итоге его увольняли шесть месяцев.
И вот, по нашим предположениям, его обращение и стало основой для прокурорской проверки.
Когда я читал этот “донос”, у меня у самого волосы дыбом – я оказался неким “профессором Мориарти”, который “внедрил кучу народа в различные департаменты МО”, и как “глава” этой “преступной группировки”, выплачивал им вознаграждение в зависимости от того, выполняли они мои задания или нет.
После проверки вопросы у прокуратуры были сняты.
Но у нас остались вопросы к ним…
– Депутат Дмитрий Тымчук обвинил тебя в том, что ты участвовал в завышении цены на покупку топлива весной этого года.
– Этот скандал имел основания. Это был конец февраля-марта, когда доллар вырос до 40 гривен, и была закупка топлива зимнего. В процесс закупки вмешались депутаты профильного комитета. Это было очень правильное вмешательство. Мы его всецело поддержали изнутри.
Договор был зафиксирован по одной цене, а потом фактически опустили уже значительно ниже, с учетом того, что доллар понизился к этому времени. И мы тремя этапами понижения цены совместно отторговали обратно цену. Но, тем не менее, тогда завели уголовное дело по факту.
Если кто-то в государстве считает, что там могла быть какая-то коррупция, необходимо расследовать.
Цинизмом этой ситуации в том, что я подключился на этапе понижения цены. Депутат Тымчук, который, не зная всего этого, обвинил меня: “Как это у него хватает наглости еще говорить, что он понижал цену”.
А я вместе с его коллегами как раз и понижал цену. Я предложил решение в виде того, что надо дать предоплату 50%, это уменьшит стоимость контракта, и вынести за скобки железнодорожный тариф. Но это как-то прошло уже незамеченным для Тымчука, очевидно, потому что он не глубоко был вовлечен в процесс.
Прокуратура опросила всех участников и пришла к выводу, что в этом деле нет состава преступления.
Поэтому полгода не было ни слуху, ни духу про это дело.
Но в сентябре после этого “доноса” в том мартовском деле вдруг появляется мой фонд и я. Меня возмутил тот факт, что это сделано в сентябре абсолютно подковерным способом.
Суть этого решения суда – нарушить банковскую тайну и из фонда запросить все документы. У Приватбанка, а не у фонда. Хотя у нас под каждый проект открывается всегда отдельный счет, чтобы не было путаницы. И в этом проекте все приходы и расходы видны в реальном времени.
Я воспринял такую нездоровую активность прокуратуры как персональную атаку лично на себя и на фонд.
Стал размышлять, проанализировал и понял, что мы несколько раз конкретно ребятам из прокуратуры закрывали несколько коррупционных схем, в которых они хотели поучаствовать.
– Например?
– Например, назначение славноизвестной госпожи Алены Ротовой на должность начальника управления капитального строительства, чтобы она распоряжалась всем строительством.
Ротова – ближайшая соратница Януковича по Херсонской области, которая занималась “пилением” всех бюджетов коммунальной собственности, ритуальные услуги, кладбища и т.д.
Ее нам приводят из военной прокуратуры и настоятельно рекомендуют без конкурса назначить на должность.
Мы сделали из этого скандал и, в некоторой степени, сорвали кому-то планы заработать денег.
Они с нами борются доступными им методами – например, уголовным производством. Это дает им возможность поставить на прослушку мой телефон, делать обыск в моей квартире и тому подобное.
Мне 36 лет, я никогда не был фигурантом какого-то уголовного дела. По крайней мере, мне об этом неизвестно.
Примерно в то же время, когда началась атака на меня, произошло несколько непонятных действий со стороны СБУ – проверка в фонде “Армия SOS”, в эти же дни во Львове был наезд местного криминалитета на наших волонтеров из штаба “Сармат”.
– Ты считаешь, что все эти ситуации – не стечение обстоятельств, и связаны с вашей деятельностью?
– Я это все воспринял так, что это наступил некий переломный этап.
Волонтеры стали не нужны – потому что перемирие, они не подчиняются власти, независимы от нее и т.д. И наезд – это такая попытка давления.
Волонтеры – люди с хорошим чувством юмора, сделали группу “Волонтерская тюрьма №1”, назначили пана Матиоса комендантом нашей тюрьмы и начали давать чистосердечные признания, как они нарушали закон в ходе своей волонтерской деятельности.
Публично признавались: “я возил тепловизоры незаконно”, “я тут контрабандой машины завозил”, “я тут доступ к государственной тайне получал”, “я участвовал в каких-то военных действиях” и т.д.
Флэшмоб такой запустился, который привел к тому, что это стало резонансным, и в АП уделили некоторое время разбору этой ситуации.
Нашли генерала СБУ, который отдал приказ какому-то следователю сделать обыск на одном из складов “Армии SOS”. Ему дали дисциплинарное взыскание, а волонтерам сказали: “К вам претензий никаких нет”.
– Хорошо, а как разрешилась ситуация с уголовным делом, в котором ты фигурируешь?
– Пан Матиос объяснил, что обращение стало поводом для проверки фонда. И что они проверку должны были провести. И вроде не надо переживать, меня же не вызывали ни в роли свидетеля, ни в роли подозреваемого.
– Но для тебя это все равно сигнал?
– Любой власти очень нравится держать кого-то на компромате. Когда в сейфе лежит какая-то бумажечка, которую можно снова раскрутить, при этом не закрывая дело, но и не открывая.
Вроде как к тебе нет на данный момент претензий, тебе озвучивают: “Иди гуляй, ты свободный человек”. А в любой момент, когда ты начнешь либо критиковать власть, либо просто какие-то неугодные вещи делать, тебе могут это достать из архивов и начать каким-то образом использовать против тебя.
Поэтому я считаю, что должно быть заявление в прессе о том, что была совершена проверка фактов причастности меня лично и фонда – и проверка фактов показала, что здесь никакого криминала нет, соответственно, нас вычеркивают из этого дела.
Потому что у нас уже проблемы.
Вот есть проект “Биотехреабилитация“. Мы реально спасли 35 человек от ампутации.
Мы подаем проект на получение большого зарубежного гранта. И нам уже риск-менеджмент грантодателя сказал: “Мы с вами не будем работать, потому что у вас уголовное дело, зачем оно надо”. А мы могли бы благодаря этому гранту спасти еще 70 человек.
Мы их не спасли только потому, что не было официального заявления, что мы к этому не имеем отношения. А если имеем, то выдвиньте нам официальное обвинение, чтобы мы в суде могли это отстоять свою репутацию.
Просто в замороженном состоянии этот конфликт держать выгодно им, но абсолютно не выгодно нам. У нас от этого репутационные риски.
“МЫ ЛОМАЛИ СХЕМЫ, СОЗДАВАЯ НОВЫЕ ПРАВИЛА”
– Давай вернемся к результатам деятельности “Волонтерского десанта”. Почему вы закрываете проект? Ты сам доволен тем, что удалось сделать?
– Я не хочу никого обижать, но в плане профессиональной подготовки у нас была не очень сильная команда. Люди пришли из разных сфер, и им пришлось на ходу учиться писать эти ТУ, вникать в то, как работает министерство. Нам повезло, что мы довольно рано это осознали и начали подключать экспертов вне волонтерского движения, которые выступали менторами.
Но сделано все равно немало. Я, как координатор проекта, поставил бы нам без преувеличений четверку с минусом.
Мы закрываем проект “Волонтерский десант” в связи с тем, что он выполнил свою первичную задачу – сдвинул министерство с мертвой точки.
И все проекты подхвачены Проектным офисом реформ.
Потому что речь теперь не о том, как придумать решение, а как его эффективно внедрить. На этом этапе нужны профессиональные проектные менеджеры и команды внедрения.
Теперь вся ответственность за результат ложится или на сотрудников МО, или на экспертов проектного офиса, которые имеют соглашение с Минобороны, меморандум о сотрудничестве, согласно которому они помогают совершить системные реформы.
На то, чтобы запустить проектный офис, у нас ушло вместе с Андреем Загороднюком около 5 месяцев.
Поэтому, когда сейчас пытаются дискредитировать эту идею на корню, мне очень обидно не за себя, а за то, что это обрезают любую мотивацию для тех, кто хочет этим заняться в другом министерстве.
Например, мы все знаем, что в прокуратуре у нас беда, ее надо реформировать. И сейчас, представьте, появится активист, который хочет взять это на себя, подумает: “А зачем оно мне надо? Они потом против меня возбудят уголовное дело и начнут меня кошмарить”.
– Когда мы встречались в августе, ты обещал, что буквально в течение месяца начнутся громкие дела и посадки крупных чиновников из МО. Судя по всему, этого не произойдет…
– Да. К сожалению. Мы облажались.
До тех пор, пока у нас вот такая схема, что все внутренние департаменты аудита, антикоррупционные все, что могут – это собрать какую-то информацию и передать в прокуратуру – это как в трубу…
Мы собрали информацию, собрали доказательства, передали. И тишина…
Правда, нескольких деятелей все же удалось отправить на пенсию. Но ни по одному завести уголовное дело.
Как по мне, это очень слабый результат.
Я ставил цель – не только поломать схему, но и посадить всех, кто эту схему прокручивал.
– Проведение служебных расследований – это же не сфера ответственности “Волонтерского десанта”. Откуда у тебя были такие ожидания?
– Мы ломали схемы, создавая новые правила. Когда это поняло среднее управленческое звено, к нам стали приходить сотрудники и откровенно рассказывать, что происходит в их подразделениях.
Их мотивировало то, что мы напрямую передавали эту информацию министру и в соответствующие структуры в АП или СБУ.
Но, к сожалению, мы не оценили степень сложности создания доказательной базы. Одно дело, когда все знают и рассказывают тебе, а другое дело попробовать это юридически доказать. Все-таки это не наша компетенция, хоть мы и очень старались и хотели.
– То есть, все в министерстве обороны знают, кто и на чем зарабатывает?
– Те, кто работает в Минобороны больше пяти лет, знают, кто из какого лагеря пришел и на чем он сидит, – как в министерстве, так и в Генштабе. Это две разные структуры, но связанные между собой.
У министерства функция – снабжение, у Генштаба – управление армией.
Так вот, если в МО за этот год произошло очень много изменений, пусть не все из них успешные, то в ГШ произошло очень мало изменений. Это структура исключительно закрытая.
И о масштабах коррупции там мы можем только догадываться, ведь воинские части разбросаны по всей стране, весь учет исключительно в бумажном виде, закупки децентрализованы. Это очень сложная для реформирования система.
– Глава проектного офиса Загороднюк говорит, что “Волонтерский десант” заложил основы для институциональных изменений. Что подразумевается?
– Например, это кажется мелочью, но на самом деле в ней очень большая коррупция была: 100% вещевого имущества покупалось по техническим описаниям.
Это просто описание в две строчки, что покупается. Например, балаклава – это кусок ткани с дыркой посередине такого-то размера. В это описание можно включить какой угодно продукт, похожий на балаклаву внешне.
Когда начали делать ТУ (технические условия) – там прописывается, что это кусок такого-то размера, такой-то плотности, такой-то износостойкости, с такими-то эксплуатационными характеристиками.
Тебе уже в десятки раз сложнее просунуть ерунду какую-то.
За минувшие 10 лет специально созданный департамент в Минобороны сделал всего два ТУ.
За год “Волонтерский десант” с нулевыми затратами для государства разработал 27 ТУ.
Второе изменение – внедрение системы электронных закупок. Это решение позволило увеличить количество участников в среднем на 40-50%.
Просто люди поверили, что можно зарегистрироваться и, участвуя в анонимном аукционе, не имея какого-то кума-генерала, выиграть торги. Это больно ударило по тем, кто на этом сидел традиционно.
Я не говорю, что все сделано идеально. Но это как в программировании: есть “0” и есть “1”. Так вот, это уже единичка.
Нам удалось за счет вот этих изменений не наказать виновных, а предотвратить их появление в будущем. Создать такие условия, при которых они невозможны или трудно возможны.
“ТЕПЕРЬ ЧИНОВНИКИ, КОТОРЫЕ ИМЕЮТ ОТНОШЕНИЕ К ФИНАНСОВЫМ ТРАНЗАКЦИЯМ, ПРОХОДЯТ ПОЛИГРАФ”
– Мы говорили о заработке на продуктах питания. На чем еще зарабатывали коррупционеры внутри Минобороны?
– Такая простая вещь как закупка квартир.
Во-первых, можно было договориться. Первое – про место в очереди. Можно сделать так, что ты исчезнешь из очереди, потому что я тебе предъявлено много непрозрачных критериев, и окажется, что ты забыл какую-то справку, которую ты уже не в состоянии получить.
Мы сейчас запустили электронную очередь – если кто-то пытается зайти в систему и что-то поменять, многие об этом узнают.
По квартирному вопросу, честно скажу, уровень саботажа просто зашкаливает. Потому что это традиционно большие деньги.
Мы сделали за все годы впервые систему электронного реестра всех объектов недвижимости, земли, военных городков и т.д. с эксплуатационными характеристиками – таким образом, очень сильно затруднив отчуждение этих объектов.
Большинство наших элитных районов Киева – это бывшие земли Минобороны, которые не очень красивым образом были “отжаты” совместно с чиновниками МО.
Вот в этих институциональных изменениях наша антикоррупционная программа, я считаю, неплохо сработала.
Еще одним хорошим достижением я считаю то, что мы все-таки сделали департамент, куда купили полиграфы (один подарили, два купили), где чиновники, которые имеют отношение к финансовым транзакциям, теперь регулярно проходят полиграф.
– Это теперь стандартная процедура для МО?
– Да, это теперь стандарт.
Более того, когда нового сотрудника нанимают, министр первым делом говорит: “Полиграф мне на стол”. И это реально работает.
Я считаю, что эту практику рано или поздно применят во всех государственных учреждениях. Это серьезно уменьшит коррупционные риски.
– Ты еще рассказывал, что удалось изменить ситуацию с поставкой продуктов?
– Что касается питания, мы четко дали понять всем этим четырем провайдерам, что невозможно такие огромные территории кормить эффективно только их силами. Это искусственно созданная олигополия.
Четыре компании кормили всех военных страны: “Артек Союз”, “Геос групп” – компания, (которая постоянно переименовывалась, собственники каждые 6 месяцев создают новую компанию),”Укрпродаккорд” и еще “Авика”.
Мы с ними встречались и говорили: “Нам все равно, кто зарабатывает с этого рынка – нам важно, что на выходе получается”. А “на выходе” у них откровенная фигня.
Провайдеры питания стали жаловаться, что тариф необоснованный, потому что стоимость продуктовой корзины сильно выросла, а цена осталась та же, еще с 2013 года. Это действительно было объективно.
Мы пересчитали стоимость продуктовой корзины и выбили постановление Кабмина, которое позволило увеличить стоимость закупаемых продуктов и питания. Но это не сильно отразилось на качестве.
Они стали просто больше зарабатывать, при этом не повысив радикально качество, как от них ожидалось.
Поэтому мы приняли решение показать, что может быть по-другому – и сделали эксперимент на Яворовском полигоне и на судне “Гетман Сагайдачный”.
Суть эксперимента – закупили итальянское оборудование для приготовления пищи. Нам помогли очень сильно технологи “Козырной карты” и “Пузатой хаты”. Они для нас разработали меню из 44-х блюд. Без ложной скромности, это как питание в хорошем 3-звездочном турецком отеле.
– Почему именно итальянское оборудование?
– Потому что с точки зрения соотношения “цена-качество” оно было одним из самых лучших: печи, раздаточные линии, пароконвектоматы и т.д., как в ресторане нормальном.
Также мы сделали электронную систему, чтобы исключить воровство на этом этапе. Теперь у солдата есть электронная карточка, и он чекинится при каждом приеме пищи.
И мы платим только за фактический прием пищи, а не плановый. Не кормим “мертвые души”, когда солдат отпустили в увольнительную, но официально они еще как бы в части, и кто-то их как бы покормил.
Эти провайдеры понимают, что если эти эксперименты сейчас не остановить – а проектный офис планирует их масштабировать – то через каких-то два года у них просто рынка не станет, и 2,5 миллиарда утекут из-под носа, все перейдут на собственное нормальное питание в частях.
Нас обвиняют, что это дороже. Но на самом деле, помимо того, что качество просто несоизмеримо выше, – это еще и дешевле на 5-6 гривен.
– А раньше вот эти четыре поставщика они отвечали за полный цикл – от закупок до приготовления?
– Да, раньше услуга была комплексная – это закупка продуктов, привоз тебе в часть и готовка.
Первая наша мысль была – разбить это. Пускай они, допустим, остаются готовить, а закупкой и подвозом занимаются, например, ритейловые сети – “Ашан” какой-нибудь, “Метро”. У них же склад почти в каждом городе есть, у них есть возможности закупок.
Мы сделали общее координационное совещание, позвали этих ритейлеров. Они говорят: “Если у вас будет отдельно услуга закупки продукции и подвоз, мы будем это делать”. Причем, я уверен, будет дешевле и эффективнее, чем это будет делать некая “Геус Групп” или “Артек Союз”.
Я думаю, что на выходе у нас получится некая гибридная модель. В некоторых частях будет кормление собственными силами, в некоторых будет аутсорсинг. Причем тогда уже может быть аутсорсинг не только на эти 4 компании, но и с участием местных производителей.
Есть удаленные воинские части где-то во Львовской области, где штат по 30 человек. 30 человек может кормить близлежащий ресторан, с которым заключится контракт.
– То есть, такая “децентрализация” в МО.
– Абсолютно верно.
Мы специально ездили в Хорватию, посмотрели, как это у них организовано. Хорватия не случайно выбрана – это послевоенная страна, наиболее близкая к нам и по ценовому диапазону, а также страна-член НАТО – те, на кого можно ориентироваться в ближайшей перспективе. И у них этим занимается военное государственное предприятие, которое уже настолько хорошо научилось кормить их армию, что уже кормит и школы, берет заказы, и бюджетные учреждения и т.д.
Я считаю, в этом тоже есть смысл. В любом случае, это покажет серия экспериментов.
“ТЕ РЕФОРМЫ, ГДЕ НЕТ НИЧЬИХ ФИНАНСОВЫХ ИНТЕРЕСОВ, ПРОХОДЯТ ОЧЕНЬ БЫСТРО”
– Какие еще эксперименты вы поставили? Что из стадии эксперимента станет уже проектом?
– Сейчас идет, например, эксперимент “E-здоровье” с автоматизацией госпиталей для того, чтобы сделать сквозную историю болезни солдата, который получил ранение.
Раньше это происходило просто первобытным образом: к раненому, которого стабилизируют, прилепляют один листик бумажки, что ему делали. Потом его перевозят в военно-полевой госпиталь – там тоже делают какие-то манипуляции. Еще на одном клочке бумаги что-то пишут.
Бывают случаи, когда солдату не делается два часа операция, потому что бумажка потерялась, и врачи пытаются по телефону восстановить хронологию его лечения.
Чтобы решить эту проблему, мы внедряем электронную карточку бойца – такую же, как в питании используется, чтобы накапливалась вся информация на электронном носителе. А раненого сопровождают доктора с планшетами.
Мы поставили компьютеры уже по всем секторам.
И когда он попадает ко мне в главный военный госпиталь, я уже знаю, что ему делалось, кто делал и т.д.
Параллельно с этим мы делаем автоматизированную систему медицинских складов. Потому что на медицинских складах черт ногу сломит – реально ни один человек в этой стране не знает, что досконально находится на каком-то медицинском складе.
Поэтому если мы это не автоматизируем, это точно никто не сделает.
Но что радует, что у нас появилась военная доктрина, где четко сказано, что к 2020 году мы должны перейти к стандартам НАТО.
И это наш главный инструмент против саботажников.
– Кто из «Волонтерского десанта» для тебя стал самым эффективным?
– Артур Переверзев – это гордость. Я считаю, это лицо номер один “Волонтерского десанта”. Парень был сотником на Майдане. Ему 22 года. Он стал госслужащим нового поколения. Это именно он внедрял систему электронных закупок.
А сейчас подписывает соглашение с офисом НАТО, чтобы мы могли через их брокеров без таможни и пошлин совершать закупки современной экипировки и даже дизели. И он это сам на себе тащит.
Еще хорошо отработал Богдан Ковалев. Он остается в штабе “Сармат”. Это отдельный проект, его цель, как мы шутим – “закат солнца вручную”, попытка сдвинуть с места среднее управленческое звено.
Это решение проблемы “последней мили”.
Ты можешь все купить по нормальным ценам, положить это все на склад, передать на склад, а в конце солдаты все равно этого не получат. Потому что снабженцы конкретного батальона протупили.
Поэтому Богдан Ковалев и Леша Липириди ездят вдоль фронта и проверяют, все ли есть у бойцов.
В их команде сейчас огромное количество волонтеров, безвозмездно помогающих решить обычные ежедневные солдатские вопросы. Я называю этот проект “Солдатский адвокат”. Это идея Юрия Бирюкова и мне кажется, один из немногих проектов, на который пока никто не “наехал”.
– На твой взгляд, какие ошибки допустил “Волонтерский десант”? Что можно было сделать лучше или по-другому?
– Наша коммуникационная стратегия была неправильной.
Надо было четко сказать на старте проекта: “Мы отвечаем за a, b, c, d. До всего остального у нас руки не доходят, там все по-старому”.
А так из-за того, что каждый отчитывался в фейсбуке, эта открытость в итоге сыграла с нами злую шутку.
Нас сделали ответственными в их глазах за все, что происходит в МО и Генштабе.
Даже если мы к этому имели очень отдаленное отношение или вообще не имели отношения.
Простой пример: когда депутат ВР рассказывает о том, что “Волонтерский десант” не предотвратил закупку мазута каким-то территориальным квартирно-эксплуатационным управлениям, находящимся где-то в Задротовке, по завышенной цене.
Вопрос: какое имеет отношение “Волонтерский десант” к закупкам территориальных КЭУ?
Но нас уже объективно обвиняют, чисто в публичной плоскости. И мы вынуждены тратить время на объяснения.
Я очень надеюсь, что подход Проектного Офиса, где они четко перед началом работы изложили по пунктам свою программу действий, сможет это исправить.
У “десанта”, такой роскоши не было.
– Побывав внутри системы и став “агентом изменений”, ты лучше стал понимать, почему реформы не идут так быстро, как того хочет общество?
– Я стал жестче. Я понял, что депутат – это инструмент решения вопросов. И если посмотреть количество депутатских запросов, то многие из них так или иначе связаны с чьими-то бизнес-интересами.
Когда мы делали изменение правил игры в квартирном вопросе, которые касались строительного рынка, нам стали обрывать телефоны депутаты, которые пытались лоббировать каких-то своих знакомых застройщиков.
Причем один депутат лоббировал компанию, которая до этого кинула МО на 10 миллионов гривен, поясняя нам тем, что “сейчас это уже другое юрлицо”
Те реформы, где нет ничьих финансовых интересов, проходят очень быстро.
– Какие настроения в команде? Люди разочарованы в “Волонтерском десанте”, или они все-таки чувствуют себя победителями? Им же многие вещи удались.
– Мне трудно сказать.
Я думаю, каждый из этого проекта вынес для себя что-то важно. Все ребята работали на износ в условиях тотального неприятия окружением вокруг. Единственное, что серьезно помогало и помогает это поддержка народа.
Для меня это точно был тренинг личного роста, теперь у меня очень хорошее периферическое зрение. Я понимаю, что наши ожидания были завышенными.
Изменения быстрыми не будут, но они неизбежны. Главное их правильно запрограммировать.
Беседовала Анастасия Рингис, УП
