Конец эпохи танковых войн – в Украине; почему Белый дом боится и продолжает говорить о Третьей мировой войне; между свободой и торговлей – как Западу придется выбирать ценности вместо денег; внутри путинского ума – как он стал тем, с кем хотел бороться.
Что иностранная пресса пишет о войне России в Украине: обзор LIGA.net.
The Telegraph: Война РФ в Украине ознаменовала смерть танков?
Первые три недели войны РФ в Украине стали антирекламой танков, пишет издание The Telegraph. В газетах и на экранах – бесконечные фото и видео взорванной и сгоревшей российской военной техники.
Некоторые картины уже стали иконическими, – в частности, длинные конвои заброшенных танков на дороге в Киев или тракторы украинских фермеров, которые тянут остатки российской техники на металлолом.
Если планом Путина была танковая атака, она не удалась. На фоне ловкого, решительного украинского сопротивления в холодную и мутную погоду российский подход порой выглядел безнадежно старомодным. Отчеты свидетельствуют о том, что они уже потеряли до 200 танков (по данным Генштаба ВСУ на 18 марта – 450). Число огромное, хотя стоит отметить, что это не все силы, которые Москва имеет в запасе.
Британские военные эксперты говорят: российская тактика в Украине изначально была ужасающей, особенно учитывая тот факт, что именно в Москве разработали тактику современного блицкрига.
Российские танки проиграли современным видам вооружений: британской NLAW и американским Javelin. Министр обороны Британии Бен Уоллес отметил: в Украину поставили в общей сложности 3615 NLAW. Они были настолько успешными, что премьер Борис Джонсон и президент Владимир Зеленский о них даже шутили, а украинские военные ласково называют их N-Love. Они могут бить вражескую технику на расстоянии до 800 метров – задолго до того, как враг заметит.
Военные эксперты считают, что это приговор танкам, которые были основным оружием Второй мировой. Один солдат с антитанковым оружием, стоящим в $100 000, легко подбивает танк стоимостью $10 млн.
Скорее всего, из бронированной техники эту революцию переживут бронетранспортеры для быстрой перевозки пехоты.
The Washington Post: Почему Байден и Белый дом постоянно говорят о Третьей мировой
С начала российской агрессии в Украине Белый дом и президент Джо Байден без устали повторяют: об участии американских военных в этой войне не может быть и речи, пишет The Washington Post.
Но что произойдет, если Россия использует химическое оружие?
Ни один американский политик не призывает участвовать в войне в Украине, но опросы демонстрируют, что настроения американцев меняются. Еще на прошлой неделе 35% поддерживали вмешательство США, на этой неделе уже 41%, даже несмотря на то, что это будет означать ядерную войну. Иными словами, тема совсем не закрыта.
Белый дом защищается от этого словами об угрозе Третьей мировой.
В начале вторжения Джо Байден говорил в интервью: США выбирают между санкциями и Третьей мировой. Введение бесполетной зоны, на которой настаивает президент Зеленский, может привести к тому же, замечала пресс-секретарь Белого дома Джен Псаки. О Третьей мировой президент Байден в один день сказал четыре раза.
Когда Байден еще был сенатором, он неоднократно называл разные конфликты такими, что могут привести к Третьей мировой. К примеру, именно такой угрозой в 1994 году он критиковал действия президента Клинтона во время войны на Балканах.
Третья мировая война вполне может быть реальной, ведь очевидно, что Россия не собирается останавливаться на Украине, постоянно провоцируя конфликт со странами НАТО, пишет издание.
Но вечная апелляция Байдена к этому позволяет удобно оправдывать свое невмешательство. И Зеленский именно это делает основным нарративом. По его словам, эта война фактически уже началась.
Der Spiegel: Путин живет в исторических аналогиях и метафорах
Иван Крастев, болгарский ученый и многолетний исследователь России и постсоветского перехода, делится своими наблюдениями за поведением Путина для немецкого журнала Der Spiegel.
Если раньше Путин говорил о шовинизме Запада и жаловался, что его не понимают, то сейчас это все получило оттенок мессианства.
Путин сам стал системой и уже не представляет того момента, когда перестанет быть главой России или кто-нибудь придет ему на смену.
Его сознание менялось с годами. Сначала Путин считал, что во время президентства Барака Обамы женщины отвечали за российское направление только потому, что его лично хотели унизить.
Сейчас он полностью сконцентрирован на “лицемерии Запада”, и его позиция отражает все, что делает его правительство. К примеру, он копировал некоторые части декларации об оккупации Крыма из декларации независимости Косово. Атаковал киевскую телебашню – а именно с атаки на телебашню началась атака на Белград в 1999 году.
Крастев рассказывает: после оккупации Крыма Путин сильно бесился, когда ее сравнивали с нацистской оккупацией Судетов. Ведь он пытается преподносить все свои войны как борьбу с нацизмом, даже несмотря на то, что это не так. Он стал заложником своей риторики.
Все пошло не по плану. Путину казалось, что он усилит “антинацистский” наратив атакой на Украину, но сделал прямо противоположное. Теперь лидером борьбы с новым нацизмом стал президент Зеленский, который говорит, что украинцы будут драться и не сдадутся.
Одно можно сказать точно. До 24 февраля мы жили в послевоенном мире. А сейчас – живем в предвоенном, заключает Крастев.
The Economist : Свободная торговля или свобода? Либеральным правительствам придется искать баланс
Вторжение России в Украину нанесло ощутимый удар по глобализации на ближайшее десятилетие. Вместе с пандемией коронавируса это стало шоком для цепочек поставок в мире, и это еще будет отзываться всей мировой экономике, пишет The Economist.
Цены на пшеницу выросли на 40%, европейцы могут столкнуться с нехваткой газа в конце этого года. Также наблюдается недостаток никеля, используемого в аккумуляторах, в частности, электрокаров.
В свете агрессии Кремля издание спрашивает: разумно ли открытым обществам поддерживать нормальные экономические отношения с автократическими государствами, вроде Китая и России?
Российская агрессия демонстрирует, что сейчас нужно хирургически изменять цепи поставок, чтобы предотвратить шантаж автократий.
В начале 90-х, после развала Советского Союза, рынок стал по-настоящему глобальным. Сначала жители Москвы попробовали настоящий биг-мак, а затем президент Билл Клинтон в 2000 году приветствовал вступление Китая в глобальную торговую систему, предсказав, что это окажет “глубокое влияние на права человека и политическую свободу” в Поднебесной.
Впрочем, за последние 10 лет свобод в мире стало меньше. Доля людей, живущих в демократических странах, упала ниже 50%. Во многих автократических странах, в том числе в Китае и на Ближнем Востоке, политические реформы кажутся теперь маловероятными. Результатом является глобализирующаяся экономика, в которой на автократии приходится 31% ВВП, или 14% без Китая. В отличие от СССР эти автократии экономически переплетены с демократиями.
Теперь это действительно враги, и торговля с ними является проблемной. Например, зависимость Европы от российских энергоносителей сделала Кремль сильнее. Это ослабило решительность демократий.
Сейчас Китай внимательно наблюдает, как санкции разрушают кремлевские планы построить “крепость Россия”, и взвешивает, нужно ли ей агрессивно захватывать Тайвань. Саудовская Аравия отталкивает Запад и пытается заигрывать с Пекином. Все равно у мировых автократий слишком много разногласий, чтобы они смогли организовать действующий экономический союз.
Путин научил Запад, что демократии должны быть осторожнее. Война — это трагедия, но это и момент истины. Концепция 90-х о том, что свободная торговля и свобода будут идти вместе, не сработала. Демократии должны найти новый путь, объединяющий открытость и безопасность и предотвращающий упадок мечты о глобализации.
