10 июня НВ опубликовало открытое письмо журналиста Евгения Киселева президенту Украины. В нем он призвал главу государства повлиять на то, чтобы страна более лояльно относилась к тем его соотечественникам, которые пытаются противостоять режиму Путина и нуждаются в защите. И предложил Украине стать таким себе «плавильным чаном», который поглощал бы лучших людей из постсоветских стран.
Часть украинской аудитории его предложение возмутило. Например, журналист Юрий Макаров написал в ответ разгромную колонку о том, что «иммигранты из-за «поребрика» быстро переходят от умиления варениками к навязчивым советам малороссийским политикам», поэтому пусть проблемы русской оппозиции остаются проблемами русской оппозиции.
В интервью НВ Евгений Киселев, недавно покинувший телеканал Интер, предполагает, кто мог убить его коллегу и приятеля Павла Шеремета, заочно вступает в спор о том, нужны ли Украине русские либералы, и объясняет, почему считает возможным работать на телеканал NewsOne, владельцем которого называют беглого экс-премьера Азарова.
— Вы совсем недавно заявляли о том, что вас могут выкрасть или устранить. Вчера погиб ваш коллега и знакомый Павел Шеремет. Был ли он обеспокоен своей безопасностью в последнее время? Кто, по-вашему, может стоять за его убийством?
— С Павлом мы знали друг друга шапочно почти лет двадцать, но по-настоящему близко познакомились и стали периодически общаться только здесь, в Киеве, когда он перебрался сюда фактически на постоянное место жительства. Последний раз я видел его 1 июля на приеме в резиденции американского посла по случаю Дня независимости США. Павел был в прекрасном настроении, ни на что не жаловался, никаких опасений не высказывал. Правда, разговор был на бегу, шумная, дымная обстановка на посольском празднике не очень располагала к неспешной, доверительной беседе — договорились повидаться отдельно, но оказалось — не суждено.
— Есть мнение, что целью убийц Шеремета было запугать — журналистов, общество. Вы боитесь?
— Конечно, боюсь. Потому что, на мой взгляд, это преступление — дело рук профессионалов, которые явно рассчитывали на то, что Павел не опасается за свою физическую безопасность, не заглянет на всякий случай под днище машины, не посмотрит вокруг, нет ли поблизости подозрительных людей. Думаю, они там крутились, и были это сотрудники или агенты спецслужб одного из тех государств, которым выгодно дестабилизировать обстановку в Украине. Убийство Павла Шеремета дает им предлог опять заголосить, что Украина, мол, превращается в «кладбище журналистов». Могут быть попытки совершить новые теракты, создать новые информационные поводы для продолжения пропагандистской истерики.
— У вас лично есть враги?
— Смотря где. Россия для меня временно отрезана. Я на нее смотрю со стороны, и это очень полезно. Когда ты в Москве, ты политический журналист и погружен в мельчайшие детали текущей политики, то подчас не видишь макрополитических тенденций. Обсуждаются какие-то мелкие детали: министр Иванов косо посмотрел на замглавы АП Петрова, а тот подмигнул Сидорову — и вся тусовка начинает спорить, что же теперь будет и вообще, что означает дрожание левой ляжки главы государства. При этом есть гораздо более масштабные процессы, в которых судьба какого-то Иванова, Петрова и Сидорова никакого значения не имеет.
Вспомните эпоху горбачевской перестройки — мы до хрипоты, до драки спорили про какие-то сиюминутные эпизоды политической жизни, которые нам казались необыкновенно важными, но при этом не видели главного — что глубокий кризис советской экономики и политики, который только усиливался в результате попыток Горбачева реформировать не подлежащую реформированию систему, неумолимо ведет к тому, что КПСС потеряет власть. Что соцлагерь распадется, рухнет Советский Союз, а на его руинах возникнет полтора десятка новых государств. С тех пор считанные фамилии и отдельные яркие события остались в памяти, остальное давно никакого значения не имеет. Сегодня то же самое происходит.
Поэтому кто там меня любит, кто не любит — для меня особого значения не имеет. А что касается Украины — здесь другая ситуация. Я знаю, что есть люди, которые меня терпеть не могут. Понимаю, что в основе этого лежит, как правило, зависть, ревность, чувство собственной неполноценности и лишь иногда — идейные разногласия. Но знаете, чтобы всем нравиться, нужно быть золотым рублем или заниматься совершенно другой профессией — там тебя будут любить долго, жарко и по много раз в день.
— Несколько недель назад вы выступили за то, чтобы Украина более лояльно относилась к вашим соотечественникам, ищущим здесь убежища. Речь идет о тех, кто уже здесь?
— Да, их немного — в 2014 году за получением статуса беженца обратились примерно 140 российских граждан, в первой половине 2015 — еще около 50. Одни приехали, спасаясь от преследований по уголовным статьям с явной политической подоплекой. Другие — потому что им в России некомфортно, поскольку они критиковали путинский режим, публично заявляли о поддержке Украины, за что их третировали, хоть уголовных дел против них не возбуждалось.
Массового желания эмигрировать в Украину у россиян нет. В России многие ушли в частную жизнь — им не нравится то, что происходит, но они перестали высказывать позицию публично. Если кто-то и думает об отъезде, то в первую очередь в Европу, Америку, Израиль. Те, кто там занимается оппозиционной деятельностью, если и рванут в эмиграцию, то в последний момент. Это безбашенные пассионарии, которые будут оборонять свою виртуальную баррикаду до момента, когда уже надежд не останется. Вот таким, у кого просто не будет ни времени, ни возможности ехать в аэропорт, Украина, могла бы дать сигнал: ребята, держитесь, в крайнем случае сможете на перекладных добраться до нас и найти убежище.
— Кремль это воспримет как вызов.
— А почему нет? А Путин открыто заявляет «Крым — наш». Просто надо держать в голове, что распад путинского режима в интересах Украины. Чем быстрее это произойдет, тем быстрее Крым вернется, прекратится война.
— Ваш призыв вызвал у украинской аудитории неоднозначную реакцию — часть высказалась о том, что российские оппозиционеры Украине не нужны ни в каком виде. Например, резкую колонку написал Юрий Макаров — о том, что «иммигранты из-за «поребрика» быстро переходят от умиления варениками к навязчивым советам», поэтому пусть проблемы русской оппозиции остаются проблемами русской оппозиции.
— Я ожидал такой реакции. В Украине люди придерживаются разных взглядов на будущее страны, и это нормально. Что касается конкретно уважаемого мной Юрия Макарова, мне кажется, он либо не понял, либо передергивает мою позицию. Его почему-то возмутило взятое мной из американского вокабуляра выражение «плавильный котел».
Америку основали протестанты из Англии, белые англосаксы, WASP [White Anglo-SaxonProtestants]. Только в конце XIX века начинается массовая эмиграция в Америку ирландцев, испанцев, русских, евреев, отчасти жителей Балкан, и в обществе возникает дискуссия: что с ними делать? Они не WASP. И сталкиваются две точки зрения. Одни были категорически против того, чтобы ассимилировать нацменьшинства, а вторые выдвинули теорию плавильного котла: Америка велика и могуча, переплавит всех и сделает американцами в следующем поколении. Эта точка зрения победила.
Я говорил ровно об этом: Украина способна стать плавильным котлом для образованных, с демократическими взглядами людей из бывшего Советского Союза. Она, может быть, для них — единственное место, где они могли бы найти себе применение. И да — они могли бы стать украинскими гражданами.
Я ни слова не сказал об ассимиляции украинцев. Разговоры о русских, которые вынашивают коварные планы о том, чтобы сюда переехать и всех ассимилировать, идут либо от непонимания вопроса, либо от каких-то страхов и комплексов.
— Дело в том, что Украина столетиями пытается освободиться от российского влияния, и в последние два года это стремление обострилось. Поэтому возмущение вполне понятно.
— В данный момент речь идет только о судьбе примерно 200 человек, которые находятся на учете миграционной службы. Даже если эти двести человек окажутся светочами в различных областях знаний, они все равно растворятся в 40 млн украинцев. Кроме того, никто из них не претендует на какую-то особую роль в украинском обществе.
— Вас раскритиковали еще и потому, что в Украине бытует скептическое отношение к тем, кого принято называть российскими либералами: «российский либерализм заканчивается на украинском вопросе».
— Я специально избегаю слова «либералы», потому что далеко не все российские оппозиционеры — либералы. Там есть и националисты, и государственники, и консерваторы, и правые, и левые. Вот, к примеру, Илья Пономарев, которого здесь все хорошо знают как единственного депутата Госдумы, голосовавшего против присоединения Крыма к России — вовсе не либерал, а человек весьма левых взглядов, в прошлом даже состоявший в КПРФ.
Михаил Ходорковский себя позиционирует как государственник.
Алексея Навального обвиняют в национализме.
Я прекрасно понимаю, о чем вы говорите. Да, были случаи, когда кто-то из российских оппозиционеров делал неудачные заявления по поводу Украины. Что-то там про бутерброд [навальный в одном из интервью на вопрос, вернет ли он Крым Украине, если станет президентом, ответил: «Крым — это бутерброд с колбасой, что ли, чтобы его туда-сюда возвращать?»]. Но давайте не будем делать обобщений из одного или двух неудачных высказываний.
— Как же их не делать, если Навальный, один из главных российских оппозиционеров, говорит, что поступил бы с Крымом так же, как Путин.
— В России есть люди, которые пользуются заслуженной известностью своим отважным участием в оппозиционной деятельности, резкой критикой в адрес путинского режима, но, к сожалению, плохо разбираются в украинских делах. Это касается того же Навального. По части борьбы с коррупцией и расследований злоупотреблений высокопоставленных чиновников РФ он, безусловно, авторитет. Но будь я его советником, я посоветовал бы ему сначала изучить украинский вопрос, потом молча обдумать полученные знания, и только потом на эту тему высказываться.
— Вы сколько в Украине живете уже? Лет 8?
— Девятый год пошел уже.
— Вы сам себя кем ощущаете здесь — русским, украинцем?
— Я себя ощущаю Киселевым Евгением Алексеевичем.
— Вы не чувствуете себя чужим среди своих, своим среди чужих?
— Ну да, наверное. Но я индивидуалист. Я привык быть особняком.
Я полслова не сказал плохого об Украине и украинцах, хотя мне далеко не все нравится. Но я стараюсь избегать резких негативных оценок, именно потому, что я понимаю, что ко мне здесь — особое отношение.
С другой стороны, я ценю доброе к себе отношение, а оно превалирует в повседневной жизни. Доброжелательность и терпимость украинского народа по отношению к простым русским вроде меня после того, как страна подверглась нападению России, поражает. Массовой русофобии здесь не возникло. За исключением побитых витрин в Сбербанке, и то многим здесь это не очень понравилось.
— Вы свое пребывание в Украине расцениваете как временное? Вы ждете возможности вернуться в Россию?
— В Россию — нет. Во всяком случае, в нынешнюю путинскую Россию. Я пессимист, в отличие от многих моих единомышленников, и не думаю, что ситуация там скоро изменится. Я думаю, что запас прочности путинского режима — лет пять, не меньше. А если вдруг опять пойдут вверх цены на нефть, хотя вероятность этого мала, то срок этот возрастет.
Если я ошибаюсь, пусть быстрые перемены к лучшему станут для меня приятной неожиданностью.
Я ощущаю себя человеком мира, и мог бы, наверное, жить и в другой стране, но надо еще и на жизнь зарабатывать, а кроме как любимой мною работой телевизионного журналиста я ничем другим делать это не умею. В Украине я могу найти себе такое применение, в другой стране — едва ли. Отъезд из Украины стал бы для меня сейчас очень болезненным событием. И потом, у меня есть очень важный политический мотив: чем успешнее будет Украина на том пути, который выбрал ее народ на Майдане, тем быстрее наступят перемены в России. И я хочу в меру своих сил помочь этому успеху.
— Вам здесь комфортно?
— Абсолютно.
— Лучше, чем в Москве?
— Лучше.
— Мы сейчас говорим про климат или про людей?
— И климат, и люди, и городская среда.
— Но гражданство украинское вы не стали получать.
— Я человек законопослушный. В украинском законе написано, что для получения гражданства нужно отказаться от российского. А мне этого делать не хочется — по нескольким причинам. Во-первых, если кто-то думает, что отказ от российского гражданства — просто некий красивый жест, мол, запечатал российский паспорт в конверт и отправил в российское посольство вместе с каким-нибудь хлестким заявлением, спешу разочаровать: все гораздо сложнее. Это очень долгая, мучительная, унизительная бюрократическая процедура. Более того, в ситуации, когда ФСБ России возбудило против меня уголовное дело в связи с моими высказываниями по делу Надежды Савченко (в украинской, заметьте, прессе), гражданства меня никто не лишит.
— То есть причина не в том, что гражданство для вас является элементом любви к России?
— Абсолютно. Послушайте, лучшие русские люди после 1917 года полжизни прожили в эмиграции, формально являясь беженцами. Но надо еще поучиться так любить Россию, как любили ее Бунин или Рахманинов. Я не хочу сравнивать себя с великими, но компания хорошая.
А во-вторых, я не хочу, пользуясь футбольным языком, наигрывать мяч под удар недоброжелателям. Как только станет известно, что я отказался от российского гражданства, поднимется улюлюканье: ах, он предатель! Потому что как раз в ватной картине мира пропутинцев и прочих «крымнашистов» наличие российского паспорта в кармане означает любовь к Родине.
— Вы украинский язык выучили за восемь лет?
— Я учил, брал уроки, но, к сожалению, дальше чтения и вполне пристойного понимания дело не пошло. Тяжело.
— Говорите, как Азаров?
— Думаю, все-таки, чуть лучше. Есть люди, которым легко учить иностранный язык, близкий к родному, а есть такие, которым очень тяжело. Это известный феномен из области психолингвистики. Исключение составляют люди, которые родились и живут в двуязычной среде.
Я отлично знаю, как некоторые люди рубят с плеча: мол, не выучил за столько лет украинский язык — значит, грош цена всем его словам про любовь и уважение к Украине. К сожалению, людям, которые с рождения жили в атмосфере двуязычия, порой трудно понять, как сложно начать учить один из них, когда тебе далеко за 50 — как в моем случае. Я легко переключаюсь с английского на русский, потому что начал английский учить, когда мне было года четыре. А проделать то же самое с украинским в 60 лет мне, увы, не под силу. В быту, на рынке объясняюсь, но говорить в эфире, как Азаров, на ломаном украинском языке, я не считаю себя вправе.
— Раз мы заговорили об эфире — почему вы ушли с Интера и куда?
— Никуда. Сейчас, правда, договорился с каналом NewsOnе, что с конца августа начну вести там ежедневную программу — какую именно, пока не хочу рассказывать. Давайте доживем до конца августа. А то со 112-м каналом я вроде бы тоже договорился, они на словах очень хотели, чтобы я начал вести еженедельную «итоговую» программу, но в последний момент, когда в эфире уже крутились анонсы этой передачи с моим участием, почему-то передумали.
— Почему?
— Это вы должны спросить у руководителей 112-го канала.
— Так почему вы ушли с Интера?
— Опять-таки, спросите у руководства Интера. Я человек старомодный, считаю, что по горячим следам обсуждать причины ухода с прежнего места работы —дурной тон.
— Тогда другой вопрос. Крупнейшие телеканалы Украины контролируются олигархами и используются как инструменты политического влияния, и в случае Интера, особенно в период Майдана, это было особенно явно. Как можно было столько лет вести политическую программу под условным названием «Свобода слова» на таком канале? Это был компромисс?
— Никогда, ни на одном канале я не вел программы с названием «Свобода слова» — ни с условным, ни с безусловным. Называть программу «Свобода слова», на мой вкус, весьма претенциозно.
Что же до владельцев СМИ — поверьте, они очень редко сидят, прильнув к экранам, и смотрят, что происходит у них на каналах и как защищаются этими каналами их интересы.
— Ну понятно, что не Фирташ с Коломойским сидят и отсматривают эфир — но менеджмент подбирается так, чтобы все было под контролем.
— Ну вот. И дальше возникает масса окон возможностей. Все зависит от позиции менеджера, его представлений о прекрасном, от журналистов, от политической ситуации.
Если брать Интер, там в последние годы редакционная политика в области развлекательного вещания определялась в одном месте, а редакционная политика в области информационного и общественно-политического вещания — в другом. Есть собственно телеканал Интер, и есть так называемый НИС — весьма автономная компания Национальные информационные системы, которая производит для Интера новости, Подробности, воскресные Подробности недели и мою бывшую программу —Черное зеркало.
— Вам ставили рамки, за которые нельзя выходить?
— Пока я вел программу Большая политика, было все очень просто. Я находился практически в свободном плавании. Но это было еще при прежнем владельце, с конца 2009 по начало 2013 года — им (по крайней мере номинально) был Валерий Хорошковский. Там были какие-то минимальные и очень понятные просьбы и пожелания.
— Кого приглашать в эфир, а кого нет?
— Иногда кого-то позвать, иногда по возможности не звать. Причем порой даже трудно было понять, почему. Что-то личное за этим стояло. У меня тоже есть короткий «черный список» людей, которых я ни в одну свою программу не позову и — более того — в жизни руки не подам.
— Это кто?
— Ну, это мой личный список. Это люди, которых я считаю нерукопожатными в силу разных причин.
— После Хорошковского ситуация изменилась?
— Она неоднократно менялась. Я взвалил на себя работу руководителя НИСа — грубо говоря, стал главным редактором новостей на канале, несколько месяцев совмещал это с ведением программы Подробности недели. Все мои выпуски можно посмотреть в интернете и убедиться, что с ними все было абсолютно нормально. Но у нас же принято делать выводы по формуле «Солженицына не читал, но осуждаю».
Я проработал на этой должности месяцев десять и попросился «на заслуженный отдых». Тому было много причин, в том числе, мне это оказалось просто физически тяжело и не очень интересно — слишком много времени и сил отнимала чисто административная, бюрократическая, рутинная работа.
Через полгода вернулся в эфир уже в качестве ведущего Черного зеркала. Ну, а эта программа — это вообще такая история, где смешно говорить о каких-то ограничениях. Мы собирали представителей всех основных партий и фракций — кто пришел, тот пришел. Зачастую зовешь одного, а тебе присылают другого. Не припомню ни одного случая, чтобы были навязанные гости или, наоборот, какие-то запреты.
— То есть вы хотите сказать, что Интер эпохи Януковича и Интер в последние два года не использовался и не используется как инструмент пропаганды и влияния?
— Еще раз повторю: мне сложно судить об Интере времен Ющенко, Тимошенко, Януковича, потому что пока я вел программу Большая политика, у меня был практически карт-бланш и почти полная автономия. Безусловно, я лично с Хорошковским согласовывал темы программ. Как согласовывал? Да примерно так:
– О чем у вас программа, Евгений Алексеевич?
– О том-то и о том-то.
– ОК, отлично. А следующая о чем? А вы не могли бы взять еще и такую тему?
– Хорошая тема, можем и эту.
Да, был какой-то эпизод, когда Хорошковский сказал что-то вроде: «Я бы вас просил такого-то человека не звать, у меня с ним сложные отношения, он однажды повел себя по отношению ко мне недостойным образом, и я считаю, что ему не место на канале, которым я управляю». Я спорить не стал, особенно в связи с тем, что участие или не участие того конкретного персонажа в программе было совершенно не принципиальным вопросом.
Первые три с половиной года я был на Интере просто как на острове. Потом, пока я работал фактически главным редактором новостей, тоже особых проблем не возникало. Потом я ушел, и вскоре вся команда вынуждена была уйти. Это был период, когда через месяц после начала Майдана, в самом конце декабря 2013-го, произошла полная замена руководства НИСа. Дальше действительно был бесславный и причинивший тяжелейший урон репутации канала период. В марте 2014-го вернулась наша прежняя команда. Я стал заниматься своим Черным зеркалом, и это тоже была достаточно автономная история.
— Но в целом, как человек, знающий эту кухню изнутри, вы сказали бы, что телеканал использовался собственниками как инструмент влияния на общественное мнение?
— Я считаю, что говорить так — значит сильно упрощать гораздо более сложную картину реальной жизни канала, превращать ее в какую-то примитивную карикатуру. У канала — несколько акционеров. Не исключаю, что их интересы не всегда и не во всем совпадают.
Часть акций Интера, как узнала публика после вступления в силу закона, обязывающего телеканалы раскрывать информацию о собственниках, сохранилась за прежним владельцем — Хорошковским. Сейчас его не видно и не слышно, говорят, он постоянно живет за границей. Но у него, полагаю, есть свои интересы. Может быть, как говорится, отлежаться на дне и вернуться в политику. У него были большие амбиции, не исключаю, что они никуда не делись. А может, он, наоборот, оставил мысли о политической карьере, и у него теперь совсем другой интерес — продать за хорошие деньги остающуюся у него долю, дождавшись, когда изменится конъюнктура рынка, и эта доля существенно подрастет в цене.
Другой совладелец канала, Дмитрий Фирташ, думаю, больше всего озабочен тем, чтобы выиграть судебные процессы в Вене, в которых он участвует уже третий год после того, как американская Фемида выдвинула против него обвинения и пытается — пока безуспешно — добиться от австрийских властей его экстрадиции в США. Кроме того, полагаю, что для него на первом месте проблемы, с которым сталкивается в нынешние трудные времена его бизнес — он, все-таки, в первую очередь бизнесмен. И я не удивлюсь, если он вдруг захочет продать свою долю в Интере и другие медиа-активы.
Третий акционер, Сергей Левочкин — прежде всего политик, и он, наверное, больше других акционеров думает об Интере как об инструменте влияния на общественное мнение. Но что понимать под этим? Вообще-то вся журналистика — это штука про влияние на общественное мнение. Если какое-то СМИ не пользуется таким влиянием, то грош ему цена.
В принципе же, абстрагируясь от Интера, готов согласиться, что украинские телеканалы часто используются в интересах их владельцев не самым дальновидным образом.
— Просто бизнес для их владельцев — вторичен. Они создавались не для зарабатывания денег.
— Это правда, хотя раньше кое-кто пытался заниматься телевидением как бизнесом. Я бы на месте собственников телеканалов действовал умнее и тоньше.
— В каком смысле? Более искусно манипулировали бы общественным сознанием?
— Как же вы любите эти слова — «манипуляция», «манипулировать»! СМИ не только для этого создаются, право слово.
— Ну это одна из задач. Посмотрите, в каком свете 1+1, телеканал Коломойского, выставляет Саакашвили.
— Я этого не видел. Я вообще редко смотрю телевизор.
— «Не смотрю, но осуждаю».
— Я как раз никого не осуждаю. Существуют другие вещи, кроме манипулирования сознанием — например, репутация. Если у тебя качественный независимый телеканал, ты всегда сможешь сказать: ребята — у меня сбалансированный канал, все точки зрения освещает, всем слово предоставляет, и после этого вы меня называете врагом свободы слова и демократии?
— В нынешних украинских реалиях не имеет смысла содержать канал и тратить на него сотни миллионов долларов, если его нельзя использовать в политических целях.
— Почему? Репутация стоит дороже всего, в том числе и в бизнесе.
— Но не в украинском политикуме пока.
— Опять не готов комментировать. Но я знаю, что в мире, в России были и есть примеры того, как «владельцы заводов, газет, пароходов» вкладывают свои деньги в медиа-активы именно из репутационных соображений, а не чтобы использовать их в качестве информационной заточки или отмычки.
Судьба человека по-разному складывается. Вот бывший владелец НТВ Владимир Гусинский попал в немилость к российским властям, но у него был хороший телеканала НТВ, и это обстоятельство определило его судьбу. Он получил на Западе помощь и защиту именно потому, что там работал простой тезис: Гусинский — основатель первого в России независимого телеканала. И это сохранило ему свободу, а может и жизнь. Этого мало?
— А я приведу вам другой яркий пример — того, как в Украине используют известного российского журналиста для раскрутки медиа-ресурсов, за которыми стоят люди из бывшего окружения Януковича: Матвей Ганапольский, чье имя сначала использовали для раскрутки Радио Вести, а теперь — Радио Эра и телеканала NewsOne. Сергей Лещенко утверждает, что каналом NewsOne неформально владеет беглый экс-премьер Азаров. Собственником Радио Вести называют скрывающегося в Москве экс-главу Минсдоха Клименко. Своим именем он помог привлечь аудиторию этим ресурсам. Не лучшая иллюстрация к вашему призыву превратить Украину в плавильный котел.
— Ну, во-первых, я напомню, что Матвей Ганапольский родился во Львове, школу в Киеве окончил, потом здесь же — Училище эстрадно-циркового искусства, в одном из киевских театров работал и вообще тут полжизни прожил, украинским владеет свободно и получил украинское гражданство по праву рождения в Украине. Так что упрямо называть его российским журналистом, мягко говоря, не совсем корректно. С точки зрения его гражданской позиции он абсолютно проукраински настроенный человек.
В любом случае я убежден, что о любом журналисте и о СМИ, в котором он работает, надо судить по содержанию материалов этого журналиста, по редакционной политике СМИ, а не пытаться стоить конспирологические догадки относительно грядущих планов собственников, которые на самом деле то ли есть, а то ли нет.
Простой пример. Вот стоит холодильник. Классная штука. Можно хранить продукты. Но кто-то скажет: а ведь туда можно бомбу заложить, обмотать его проволокой покрепче и подорвать — и этот холодильник разлетится мелкими осколками, поражающая способность — потрясающая!
Вот вы, прежде чем прийти в Новое Время, работали же в Корреспонденте?
— Да.
— Вот это история про то же. Курченко решил, что купит раскрученные бренды — Корреспондент, украинский Forbes, какой-то еще — и раскрутив их, как шашки над головой, пойдет воевать за свои интересы и активы. А ребята в редакциях встали и ушли, вы в том числе. И где теперь этот Корреспондент?
Я думаю так: есть хорошая станция Радио Вести (я, кстати, там тоже регулярно выступаю, и к Ганапольскому ходил), и если она отойдет от нынешней вполне сбалансированной редакционной политики, ноги моей там больше не будет. И не только моей. Вот так все просто. Ганапольский работает на NewsOne, но если News One вдруг начнет использоваться как информационный засадный полк в каких-то чужих интересах…
— Смотрите, это работает так: роль, условно говоря, Ганапольского в том, чтобы раскрутить Радио Эра, а когда аудитория привыкнет к тому, что это — нормальная станция, и ее можно слушать, да еще и приблизятся какие-нибудь выборы — через эту прикормленную радиостанцию можно будет вкладывать в уши аудитории совершенно разные месседжи.
— Да не работает это так! Еще раз вам говорю: любой медийный актив — это прежде всего люди. Люди встали и ушли — и СМИ мгновенно начинает хиреть. Тот же Матвей Ганапольский никогда не будет с чужого голоса озвучивать идеи и лозунги, которые он не разделяет. Встанет и уйдет.
Яркий пример — российское НТВ, которое из хорошего телеканала превратилось в полный отстой буквально за несколько лет. Потому что почти все уважающие себя журналисты оттуда ушли.
Все эти конспирологические разговоры идут от нежелания или неготовности людей разбираться в хитросплетениях реальной жизни, которая вовсе не черно-белая. Да, у владельцев тех или иных СМИ может быть неоднозначная или даже однозначно плохая репутация. Но это далеко не всегда означает, что само СМИ работает плохо. И если владелец, какой бы он ни был, какие бы козни он не замышлял на будущее, если сегодня он дает вам возможность заниматься честной, качественной журналистикой — почему бы этим не воспользоваться? И потом люди меняются, меняются их взгляды на жизнь, повестка дня, и это касается владельцев СМИ тоже.
Вспомните: в начале нулевых годов владелец нескольких украинских телеканалов Виктор Пинчук был одним из самых непопулярных в стране людей, которого многие воспринимали как человека, незаслуженного обогатившегося только благодаря тому, что он был зятем президента Кучмы. Дня не проходило, чтобы ему не ставили в вину нечестную приватизацию Криворожстали и прочие грехи. Накануне первого Майдана на каналах Пинучка выходили одиозные программы, явно нацеленные против «оранжевых». И что теперь? Виктор Пинчук — уважаемый человек, меценат, устроитель престижного ежегодного форума YES. Он крайне осторожно ведет себя в политике, избегает прямого участия в разного рода конфликтах, блюдет свою репутацию, к его каналам — пожалуй, меньше всего претензий. Точно так же мы еще не знаем, как будут восприниматься обществом через 10-15 лет многие владельцы СМИ, которых сегодня порой так откровенно демонизируют, обклеивают ярлыками.
— Чем вы собираетесь заниматься сейчас, после увольнения с Интера? Где вы себя видите?
— Я вижу себя в отпуске. Мне есть чем заниматься. Я много пишу. Работаю над книгой — но все равно не хватает времени за нее засесть и дописать. Есть несколько телепроектов в разной стадии готовности и переговоров. Но сейчас мы вползаем в период летних отпусков, и моя основная забота сейчас — в удаленном режиме бороться с неприятностями, которые на меня обрушились в Москве, и хотя бы немножко отдохнуть и отключиться от утомительной «текучки».
