Когда исход битвы не ясен, каждая сторона объявляет ее своей победой.
То же случилось и в Гааге: приказ Международного Суда ООН и Россия, и Украина поспешили записать в свой актив.
Разберемся, что произошло на самом деле, с учетом задач, которые ставила перед собой каждая из сторон.
Задачи-максимум
Все понимали, что любые серьезные временные меры Россия, скорее всего, выполнять не будет. Поэтому первая задача была – наложить как можно более строгие ограничения на Россию.
В дальнейшем это позволило бы создавать в деле атмосферу постоянных нарушений с российской стороны.
Второе, чего хотела бы добиться Украина – убедить Суд внести в приказ какие-то полезные позиции, на которые можно будет ссылаться в дальнейшем процессе как на уже “почти установленные” факты, обстоятельства и суждения.
Программа-максимум для России была, конечно, отклонить заявление Украины, подобно тому, как в рамках производства по временным мерам были отклонены заявления тогдашней Югославии (впоследствии – Сербии и Черногории) против ряда стран-членов НАТО в делах Legality of the Use of Force, инициированных в 1999 году. Белград решил оспорить в Гааге бомбардировки со стороны США и стран-союзников (именно эту тактику, к слову, Украине предлагает ряд политиков, которых возмущает, что в жалобе Украины не упоминается российская агрессия).
Идеальным вариантом для Москвы было бы отклонение заявления Украины как явно не подлежащего рассмотрению (strike-out), подобно делам “Югославия против США” и “…против Испании”. Тогда Суд отклонил и запрос на временные меры, и саму жалобу Белграда, констатировав “явное отсутствие юрисдикции”.
Однако украинская жалоба не похожа на югославскую. Шансов на повторение того сценария было откровенно мало.
На “второй линии защиты” – в случае, если предварительная юрисдикция все же будет признана – России было необходимо сделать меры как можно более легкими и желательно двусторонними. Ну и понятно, что также было бы неплохо заложить в приказ какие-то полезные в дальнейшем позиции.
Что получилось у каждой из сторон?
Сам по себе тот факт, что Суд предварительно признал юрисдикцию в деле, вряд ли стоит считать большим достижением. Это еще не окончательное решение по юрисдикции и на этом этапе Украина получила бы отказ только в совсем уж явном случае.
В том же широко известном деле Грузии против России Суд тоже предварительно признал юрисдикцию prima facie (на стадии обеспечительных мер), но это не помешало ему через полтора года разобраться детальнее и отказать Тбилиси именно по причине отсутствия юрисдикции.
Однозначной победой Украины стоит считать положение о представительских органах сообщества крымских татар, в том числе о Меджлисе.
Вряд ли Россия пойдет на отмену решения собственного Верховного суда, особенно в свете последних изменений в российском законодательстве, которые позволили Конституционному суду РФ отказывать в исполнении решений ЕСПЧ. Обязательство по обеспечению доступности образования на украинском языке достаточно расплывчато, чтобы его можно было каким-то образом четко использовать.
Что же касается обязательства не усугублять спор, то это оружие обоюдоострое и будет более полезно той стороне, которая лучше сможет подвести доказательную базу под нарушения с другой стороны. Хочется верить, что у нас это получится лучше.
Нюансы приказа
Давайте разберемся, какая из сторон больше преуспела в расставлении по тексту приказа “маяков” на будущее.
В глаза бросается чрезвычайная лаконичность приказа Суда. Навскидку, более 80% текста составляет просто изложение позиций и требований сторон, а также цитаты из конвенций. Это означает, что Суд приложил все возможные усилия, чтобы избежать вообще каких-либо высказываний по сути спора, кроме абсолютно необходимых для вынесения текущего приказа.
К сожалению, единственная четкая позиция на будущее, которую Суд позволил себе высказать, не в пользу Украины.
В рамках дискуссии по Конвенции о финансировании терроризма Россия выдвигала аргумент, что ст. 2 Конвенции требует, чтобы террористические акты, на которые ссылается Украина, совершались именно с целью запугивания населения или же принуждения правительства или международной организации к действию или бездействию (то есть чтобы имелся в наличии элемент цели).
Кроме того, по мнению России, финансирование терроризма, согласно ст. 2 Конвенции, подразумевает, что лицо должно либо прямо намереваться финансировать теракт, либо по крайней мере знать, что его средства будут использованы для финансирования теракта (элемент намерения).
Приказ Суда ООН говорит, что Украине придется доказывать элементы цели и намерения.
Понятно, что такая необходимость сильно усложняет позицию Украины.
Возьмем, к примеру, случаи обстрелов жилых кварталов артиллерией сепаратистов. Украине необходимо будет доказать, во-первых, что такие обстрелы не могли объясняться военными причинами, а были направлены именно на запугивание населения. Во-вторых, нужно будет доказать, что лица, которые финансировали (снабжали) сепаратистов, делали это именно с целью обстрела жилых кварталов, или по крайней мере знали, что такой обстрел произойдет.
Очевидно, что на практике доказать это чрезвычайно трудно.
Более того, плохой признак, что Суд не признал ныне представленную аргументацию Украины в этом отношении даже “правдоподобной” (plausible). Это означает, что Суд ожидает намного более четких доказательств, которых у нас может не оказаться.
Что в итоге?
В целом приказ Суда можно назвать скорее боевой ничьей. Подобного исхода, в принципе, ожидало большинство разумных экспертов.
Что касается дальнейшего процесса, то, судя по позиции Суда в рамках временных мер, можно ожидать, что в дальнейшем Суд потребует очень четких доказательств в рамках Конвенции о финансировании терроризма, но более благосклонно отнесется к нашим заявлениям по Конвенции о расовой дискриминации, особенно если они подкреплены резолюциями международных организаций.
В любом случае, следующего решения в деле (вероятно, отдельного решения по юрисдикции) стоит ожидать, даже в самом лучшем случае, не ранее 2018 года. Всего же рассмотрение спора до завершения вполне может занять 3-4 года, что делает сегодняшнее прогнозирование его исхода безопасным занятием: к тому времени, как выйдет решение по существу иска, никто не вспомнит, кто что прогнозировал.
Дмитрий Шемелин, юридическая фирма “Астерс” для “Европейской правды“
