Среди 14 государственных украинских конных заводов 62-й, Дибривский, настоящий аксакал — ему вот-вот стукнет 130 лет. Это старейший в стране конезавод с богатой историей, уникальными умельцами-ремесленниками и милейшими питомцами. Село Дибривка, где он находился, переживало и расцвет, и разрухи — прямо удивительно, как конезаводчикам удалось сохранить чистокровные породы и навыки отбора рекордистов. Украинских призовых рысаков на Полтавщине растят в краю кукурузных полей и подсолнухов, озерец и цветущих мальв, в по-домашнему уютном комплексе эпохи Романовых: “Чудном заводе его императорского высочества”, — как окрестили его в старину. Тут только конный топот, столетние дубы, чириканье ласточек и полная безмятежность — всецелое погружение в далекий XIX век.
БЕСПОКОЙНОЕ ХОЗЯЙСТВО: “ДЕТСАД”, ПОРОСЯТА И АИСТЫ
Шуток про конскую колбасу здесь не любят. Вообще ни об одном обитателе завода, будь то рядовая кобылка или аистенок, не отзываются как о низшем существе. Говорить “издох” не принято — только “пропал” или “погиб”. Кони отвечают взаимным уважением. Стоит людям подойти к любому загону, как они веселым табуном подбегают к ограде и доверчиво ждут ласки и угощения. Главный зоотехник Лабунец спокойно запускает нас в огромный вольер, где летом на свежем воздухе обитают кобылицы с жеребятами. Несколько десятков гнедых, серых в яблоках красавиц тут же срываются с места и заинтересованно бредут навстречу. На вопрос: “А не затопчут?” — Аркадий Степанович смеется. “Человека бойтесь, а не лошадей — если к ним с добром, то вреда не причинят”, — назидательно отвечает он и то и дело шлепает, чтоб не наглели, самых любопытных, лезущих мордами нюхать камеры и головы незнакомцев. Завидев родного конюха, лошади громко радуются — стоит одной заржать, как отзывается многоголосый хор. Табун в ожидании — сейчас их выпустят на вольный выпас, в зеленое море трав. Момент, когда табун попадает на свободу, достоин полотна. Это не буренки, лениво жующие на ходу, — полные достоинства и самоуважения животные выплескиваются на луг, поднимая тучи пыли копытами, как мустанги в прерии. Жеребята игриво брыкаются, играют в лошадиные догонялки, а их мамы принимаются за ужин. Одна вдруг отбивается от коллектива, обнюхивает и пробует на зуб капот директорской иномарки. “Ты что, дурочка? Меня ж водитель за царапины заругает”, — не повышая голоса, отгоняет ее от машины директор. Пастух, хоть и расположился в тенечке на покрывале, не приседает ни на миг. “В кукурузу прут! За ними глаз да глаз”, — объясняет паренек на бегу, спасая поле. Его книжка, потрепанное “Огненное око” Коломийца, сиротливо лежит на покрывале — вряд ли сегодня пригодится.
НА ОСОБОМ СЧЕТУ. Сейчас в распоряжении завода — 291 лошадь (трех пород: орловский, русский рысаки и тяжеловоз), и это, по словам директора, самое солидное поголовье в Украине. Еще один предмет гордости предприятия — ценные кадры: кузнец, который виртуозно подковывает, и шорник-самоучка — уникальный специалист по ремонту конской сбруи и всех причиндалов в арсенале конезавода. “Наш начкон (при Буденном как ввели “начальника конной части”, так и прилипло) — потомственный коневод, заслуженный работник сельского хозяйства, другого такого не сыщешь, — гордится директор Николай Радченко. — Он тут каждого коня и в хвост, и в гриву знает. Мне жеребята — на одно лицо, а он точно скажет, кто от какого родителя”. Зооинженер-начкон Аркадий Лабунец скромно подъезжает на велосипеде, на ходу распоряжаясь насчет овса и валиков сена. “Вот тут у нас — матки с жеребятами, здесь — “детсад”, а вон тех уже отправляем в “школу” — тренироваться бегать рысью, с качалкой. Потом принимаем экзамен и по способностям решаем, кого есть смысл на ипподром, а кто наград не возьмет, но зато спокойный и ласковый, катать людей сможет”, — объясняет он схему работы. Без запинки перечисляет, кто из коней чем прославился: у Гравюры бабушка в 1972-м брала первые призы в Москве, а вот красавица Азалия — с ней фотографируйтесь. Говоруха, памятник которой стоит при входе в контору, — прототип героини фильма “Наследница Ники”, о слепой лошади, которую во время войны угнали в Германию, а знаменитый американский производитель Лоу Гановер удостоился посмертного мемориала. “Приезжала как-то группа из США, так парни первым делом: а где могила нашего коня? Надо же, помнят!” — удивляется Радченко.
ПОД КРЫЛОМ. У конюшен вертится куча зверья — белки снуют, как в лесу, ласточек — не сосчитать. На околицах пасутся козы, у фермы, где делают кумыс, дремлют ленивые коты. Гнездо аистов на манеже — визитная карточка завода. “Пытались переселить их в шикарное гнездо (чтобы красовалось сразу при входе) — игнорируют”, — говорит Радченко. Обо всех привычках и повадках аистов заводчики всегда в курсе. “Прилетают с зимовки к Благовещению (7 апреля), улетают на первую Пречистую (28 августа), — рассказывает начкон Лабунец. — Сейчас как раз учат малышей летать на выгоне, а как пройдет комбайн по полю, они тут как тут, подбирают на земле всякую живность”. Аистов считают душой, оберегом завода и связывают с их поведением приметы, строят прогнозы. “Если вылупилось 3—4 аистенка, как в этом году, — к урожаю и прибыли, а 1—2 — затягивай пояс туже, — объясняет директор. — Еще хуже, если аистиха лишних из гнезда выбрасывает (мы думали, сами вываливаются, пихаем обратно — а она опять выталкивает): птица чувствует, что сезон будет голодным и всех не прокормить, вот и мы делаем вывод, что будет не до жиру”. У аистов в семействе какие неполадки — так и жди неприятностей, уверен начкон. “Как-то аистиха врезалась в громоотвод и лапку сломала. Наш ветврач ее ампутировал, а с птицей возились, как с дитем: овса ей, молока, хлебца свежего, лягушек ловили, карасиков, даже мышей! Но так и не выходили. И у нас тот год выдался — одна морока”, — вспоминает Аркадий Степанович.
НА БАЛАНСЕ. Конный завод сам себя никогда б не прокормил — чтобы растить-воспитывать питомцев, коневоды держат большое подсобное хозяйство. Своя артезианская скважина, генераторная, овес, травы, а еще имеют пасеку, свиноферму, 190 дойных коров, даже навоз планировали перерабатывать в биотопливо, но идея застряла в кабинетах высших инстанций. “Маленьких поросяток раскупают как горячие пирожки, не то что коней: конный бизнес в наше время — не бизнес, а слезы, — вздыхает директор. — Рысака дороже, чем за 25—35 тыс. гривен, не продашь, да и мало их берут теперь”. Больше спроса на тяжеловозов — за ними, по словам Радченко, в очередь становятся на год вперед, все жеребята расписаны. Тяжиками завод в основном снабжает западные области, люди кооперируются между собой, нанимают транспорт и вывозят сразу по 5—6 рабочих лошадок для домашнего хозяйства. “Стоят вдвое дешевле рысаков, — объясняет Николай Васильевич. — Разве возьмешь с покупателя больше, если приходит дедуля и просит: “Нам бы помельче, чтоб не ел много”?”.
БУРНАЯ ИСТОРИЯ: ЗАВОД ГРАБИЛИ ВСЕ
В 1888 году внук императора Николая I, великий князь Дмитрий Романов, занимал пост главного управляющего имперским конезаводством и мог позволить себе “игрушку”, которая, по его собственному выражению, обходилась до 100 000 рублей в год, и основал завод под Миргородом. 90% зданий нынешнего комплекса — романовские: “Потому и сохранились отлично, что строились при царе, на совесть”, — шутит директор завода Николай Радченко. Все конюшни, земская школа, бывшая ветлечебница и аптека — все на своих местах, растут вековые дубы, липы. В гражданскую князя, конечно, не пожалели. Он к тому времени был уже немолод и болен, почти ослеп, политикой не интересовался, но в 1919-м загремел в Петропавловскую крепость и был расстрелян. “Во время революции от 600 голов завода рожки да ножки остались: основную массу увела Красная армия, остатки деникинцы подобрали”, — рассказывает Татьяна Копылова, заведующая местным музеем. Не успел завод разрастись в “жемчужину рысистого советского конезаводства”, как нагрянула война: часть лошадей отправили пешком в тыл, в пути многие погибли. Немцы поставили своего коменданта и занимались заводом, как родным, даже соревнования устраивали. А в 1943-м, отступая, погрузили все поголовье в вагоны — и в Германию. “После капитуляции снова проблема: кони остались в английской зоне оккупации, несколько месяцев ушло на переговоры, прежде чем отпустили на родину”, — рассказывает Татьяна Петровна.
О МУЗЕЕ. Несколько комнатушек буквально ломятся от раритетов — невозможно подсчитать, сколько людей и животных, судеб и событий запечатлено на фотографиях, в записях и книгах. По всему видать: при царе учет драгоценных лошадей велся тщательнее, чем населения, и по старинным документам конезавода можно в деталях изучать историю всего края. Тут есть и поздравительная телеграмма маршала Буденного по случаю победы заводского скакуна, и подшивки дореволюционных “лошадиных” газет (самая старая, “Конный спорт”, датирована 1881 годом), и почтовые открытки, на которых красуются давно ушедшие кони-рекордисты. Собраны образцы наград, некогда завоеванных питомцами, сувениров и подарков — так, например, сохранился такой символичный приз советско-шведской дружбы, как деревянный “троянский конь”. “Экскурсантов много, даже отдыхающие из Кувейта, Иордании, Израиля бывают, международные делегации. Виктор Ющенко с женой и сыном, Леонид Кравчукприезжали”, — вспоминает Копылова.
ТУРЗОНА: ЭКСКУРСИИ, КАТАНИЯ И КУМЫС
В Дибривке всегда рады визитерам — “Миргородкурорт” постоянно шлет сюда экскурсантов, любителей кумыса и занятий конным спортом. “У нас хорошая спортивная секция — многие селятся поблизости на несколько недель и возят деток поучиться. Тренеры Саша и Настя — из переселенцев, потеряли в Донецке собственную секцию, попросились к нам. И отличные профессионалы оказались! — показывает Радченко урок верховой езды на зеленом лугу. — Несколько лет назад попробовали иппотерапию (лечебную верховую езду) — поняли, что не поднимем. Дети так привыкают к четвероногим, так влюбляются, что прощание — всегда слезы и нервные срывы, без психолога не обойдешься”. Для турбизнеса — тоже все условия, но в полную силу он еще не раскручен. “У нас пруды с рыбой, пристани, лодочки — можно отдыхать. Ансамбль был, вечерницы проводили, но госпредприятию коммерцией заниматься сложно, много бумажной волокиты”, — по-хозяйски сетует Радченко.
СВОЙ ПРАЗДНИК. 2 мая у конезаводчиков — традиционный праздник, но не труда, а успешной перезимовки и переучета коней. Подбить итоги, поделиться новостями и опытом собираются коллеги из соседних стран, проводятся состязания конкуристов, бега. В последние годы это событие решили поднять до уровня фестиваля, на который не стыдно туристов привлекать. “Скооперировались с президентом Федерации конного спорта Полтавщины, который вдобавок — руководитель местного молокозавода, и в этом году провели такой праздник, что село еле вместило всех гостей. Обычно 4—5 тысяч приезжало, а тут — более 15, — хвастает директор завода. — Парковка машин заканчивалась в нескольких километрах, у дорожного указателя на завод. Одна бабуся рассказывала — попросились к ней во двор машину поставить, вечером забирают: “Спасибо, бабушка!” — и 400 грн дают. Вот тебе и заработки на туристах на ровном месте”.
КУМЫС. В Украине его производством занимаются буквально 2—3 предприятия. Продукт неповторимый по свойствам и полезности: в нем только молоко и закваска. За сутки приготовили, разлили, отстояли в темноте до появления газиков — и сразу на продажу. “Кумыс омолаживает, восстанавливает микрофлору кишечника, обновляет кровь, общее состояние улучшает, — перечисляет достоинства кисломолочки бригадир кумысной фермы Ольга Флоря. — Курортники сюда толпами летом едут, ящиками закупают”. Ферму вообще строили под потребности курорта, где раньше практиковали кумысотерапию, но теперь она доступна лишь знающим людям. Поэтому из 18 возможных литров молока в день с каждой кобылы доят всего 3, а маленький молокозаводик управляется всего в 4 руки. “Я вручную разливаю по бутылкам — уже наловчилась на глаз, без мерной чашки, лить и 0,33, и 0,5, а помощница сидит за станком, крышечками закрывает”, — показывает бригадир нехитрый конвейер. Иногда у фермы просят крупные партии кумыса, но директор осторожничает. “Некоторые коммерсанты переписывают этикетки, удлиняя срок хранения, а это бьет по репутации”, — жалуется Радченко.
ЖДЕМ ТОТАЛИЗАТОР
Коневодство Украины ждет, как манны, перехода отрасли в коммерцию, но нужна подходящая законодательная база, говорит Денис Птушко, глава ГП “Коневодство Украины”. “Если приватизировать как есть, землю придется распаевать, участки растащат по кускам, лошади окажутся не у дел”, — объясняет чиновник. Ведь заниматься ими — дорогое удовольствие. Жеребенок попадает на ипподром не раньше 2—3-летнего возраста, до этого он требует вложений. Кони съедают колоссальные инвестиции (около 50 млн грн в год) и сами на себя не зарабатывают: условий для бизнеса в Украине почти нет. “Во всем мире конная индустрия в моде, в разряде элитарных направлений и поддерживается на госуровне, — говорит Птушко. — В Китае, например, более 500 ипподромов, в Украине до недавних пор было всего 4, а ведь они нужны для подготовки коней, проведения испытаний”. Смысл селекции в том, чтобы вырастить лошадей с наилучшими показаниями для участия в скачках, а без ипподромов не узнать, на что способен жеребенок, какова его цена. Выгодно продать удается 1 из 10 спортивных лошадей, в среднем за 290 тыс. грн — по мировым меркам дешевле некуда. “Убыточную конную часть вытягивают подсобные хозяйства. Даже успехи есть: по итогам 2014-го “Коневодство Украины” потерпело убытков на 900 тыс. грн, а в 2015-м получило доход 6 млн”, — отмечает директор ГП.
ДЕЛАЕМ СТАВКИ. Чтобы лошадь зарабатывала на своих победах, должен быть призовой фонд. “У нас в стране его нет, потому что не работает ипподромный тотализатор — его приравняли к игорному бизнесу и запретили, — разводит руками Денис Птушко. — А когда запустят, в казну потекут налоги, начнется движение средств. У ипподромов появятся живые деньги, средства на реконструкцию, развитие. Включимся в мировую сеть тотализаторов, и для этого у нас все есть”. Но руки законодателей до этого пока не доходят. А всего-то, по мнению руководителя, нужно запретить потенциальным частным инвесторам использовать землю конезаводов не по назначению, уменьшать поголовье лошадей и популяризовать конный спорт. “В масштабах Одессы получается неплохо: аудиторию зрителей на бегах увеличили за пару лет раз в 10—15”, — говорит он.
Источник: «Сегодня»