Павел Казарин написал как всегда блестящий и остроактуальный текст о «примирении» между Украиной и Россией. Новый тренд, привносимый «с той стороны», безусловно, нуждается в добротном осмыслении и квалифицированном ответе. Но в силу не то врожденной интеллигентности, не то приобретенному нежеланию подыгрывать радикалам автор выпустил из поля зрения самую важную составляющую возможного примирения двух соседних народов. Да что там составляющую – он не заметил (или не захотел отобразить) условие sine qua non.
Итак, нет никаких сомнений, что в исторической перспективе возможно примирение всех со всеми. Кроме озвученных в статье примеров Германия-Франция, Польша-Украина есть и другие, не менее впечатляющие. Скажем, англо-американское примирение, известное как «Великое Сближение» (The Great Rapprochement) стало возможно лишь в 1895 году, спустя почти столетие после Войны за независимость, Войны 1812 года (да-да, был и между Лондоном и Вашингтоном и такой конфликт) и десятилетий борьбы за сферы влияния в Западном полушарии. Еще более поразительным и даже вдохновляющим примером является примирение между немцами и евреями, свершившееся практически на наших глазах, несмотря на беспрецедентные ужасы Холокоста.
С другой стороны, кроме России и Украины не могут или не желают примиряться Израиль с большинством своих соседей, Китай с Тайванем, Северная Корея с Южной, нет мира у грузин с русскими, абзхазами и осетинами, у армян с азербайджанцами, между народами Ливана, не видно примирения между Индией и Пакистаном – и это только самые очевидные примеры. Про невозможность мира в Ираке и Сирии не говорил только ленивый. Африка сегодня дальше от мира, чем когда-либо в своей истории. И даже там, где конфликт формально завершен (Босния и Герцеговина) или попросту «выгорел» за десятилетия (Северный Кипр), подлинного примирения не наблюдается, а это означает возможность повторения насилия в будущем.
Чем же отличаются «удачные» примеры от «неудачных»? Почему одни страны и народы сумели найти примирение с соседями, невзирая на пролитую кровь, а другие – нет? Согласно Казарину, главное – это «преодолеть имперские фантомные боли в сознании своей страны» (как уже случилось с Польшей) и отказаться «от своего имперского самоощущения» (для России). Тогда, мол, появится шанс.
Но суровая правда жизни заключается в том, что Павел не прав, и одной смены мировоззрения явно недостаточно. Более того, деятельность Ежи Гедройца, придумавшего «концепцию взаимоотношений Польши с восточными соседями», стала возможна лишь благодаря выполнению того самого условия sine qua non («без которого нельзя»), недосмотренного Казариным.
Итак, почему у одних получилось, а у других – нет? Чем отличаются франко-немецкий или немецко-еврейский кейс от российско-украинского? Что же это за волшебное условие, лежащее в основе примирения стран и народов?
Ответ прост и очевиден, но малоприятен для либералов. Искомое условие sine qua non – это полное военно-политическое поражение одной из сторон конфликта, а в пределе – исчезновение враждебного государства. Без этого все попытки найти взаимопонимание и наладить постоянный диалог остаются уделом крошечных интеллигентских групп без всякой надежды на успех. И даже если такой процесс начнется (Израиль – Палестина), то долговечным и стабильным его назвать будет нельзя.
Великобритания проиграла США в открытых войнах и уступила в экономическом состязании, поэтому стало возможно «Великое Сближение». Третий Рейх не просто проиграл войну, но и исчез с карты мира, поэтому немцы смогли найти примирение с соседями и покаяться перед евреями. Межвоенная Польша была мини-империей, владея, среди прочего, Львовом и Вильнюсом, а по результатам Второй мировой превратилась в среднее национальное государство, потеряв украинские, белорусские и литовские земли. Гедройц лишь уговорил поляков принять совершившееся.
Только там, где один соперник полностью проиграл и сумел осознать свое поражение, а победителю хватило ума принять извинения и «протянутую руку дружбы», возможно настоящее примирение. Немцы после Первой мировой жаждали не мира, но реванша, и приняли неизбежное уже после Второй мировой. Большинство стран и народов «вразумлялись» с первого раза.
И наоборот, там, где соперники еще не уступили друг другу и лелеют надежду на победу – примирение невозможно. Никому не хочется выглядеть «слабаком», первым предложившим мир и уступившим в споре. Ни Пакистану с Индией в борьбе за Кашмир, ни Армении с Азербайджаном в борьбе за Карабах, ни, тем более, России, оспаривающей у Украины Крым и поддерживающей террористов на Донбассе. И для украинцев, и уж тем более для россиян «отказаться» от Крыма – это потерпеть однозначное и недвусмысленное поражение в деле национального строительства или «вставания с колен» соответственно.
Так что примирение русских с украинцами (специально не пишу – Москвы с Киевом) на данном этапе невозможно по объективным причинам, не раз проверенным в других международных конфликтах. Никакие инициативы интеллектуалов, «интеллигентов», культурных деятелей, «простых людей», российских политических эмигрантов и уж тем более ольгинских ботов не возымеют ровным счетом никакого успеха. С того рокового момента, как при штурме украинского фотометрического центра в Симферополе погиб украинский солдат, никакого примирения на словах или бумаге недостаточно – такие счета оплачивают только кровью.
Поэтому никакого промежуточного примирения не произойдет. Россия должна погибнуть в пламени развязанной нею самой войны, Крым и Донбасс должны вернуться на родину – и только тогда, и то не сразу, украинцы смогут простить россиян, и простить искренне. Но только в том случае, когда сами проигравшие россияне смогут осознать свою ошибку и искренне попросить прощения.
Сергей Громенко, крымский историк и публицист, сотрудник Украинского института национальной памяти, Крым.Реалии
