Депутат Бундестага от оппозиционного ныне Христианско-демократического союза Родерих Кизеветтер призвал расследовать причины энергозависимости Германии от России. Под горячую руку обвинителя попали сразу два экс-канцлера — социал-демократический Санчо Панса Путина Герхард Шредер и, что более интересно, экс-шеф Кизеветтера Ангела Меркель, лишь недавно начавшая давать интервью после отставки. Очевидно, отмена политкорректной самоцензуры Меркель запустила и процесс снятия табу с комментариев о ней.
В то же время афронт Кизеветтера наталкивает на мысль: при всем ярко выраженном политическом антагонизме Шредер и Меркель на посту канцлера были схожи в одном — упрямом желании наводить мосты, а точнее — прокладывать трубы, с Путиным. Пусть и по разным причинам, – пишет для zn.ua Владимир Ким.
Жестокий броманс
Карикатурные отношения двух престарелых мачо, один из которых любит с голым торсом прокатиться верхом, а второй при необходимости готов заменить лошадь, давно стали притчей во языцех. Все эти горячие бани, футбольные диспуты за пивом, русские тройки сквозь метель, юбилеи в Санкт-Петербурге — атрибутика настоящего броманса, о котором при других обстоятельствах можно было бы даже снять милый ситком.Официциальный сайт Кремля
«Последовательный марксист» из низов, не знавший родного отца (обер-ефрейтор вермахта Фритц Шредер погиб, не успев увидеть сына), но знакомый не понаслышке с послевоенной бедностью, социал-демократ Герхард Шредер в 1998 году добрался до вершины политического пути и возглавил немецкое правительство.
К тому времени постсоветская Россия уже присутствовала на политической и ментальной картах Германии, а между предшественником Шредера Гельмутом Колем и близящимся к сакраментальному осознанию своей усталости Борисом Ельциным даже сложились теплые отношения. Шредера, впрочем, «вялый» Борис Николаевич интересовал не сильно — новый канцлер Германии был сразу ориентирован на развитие отношений с ельцинским преемником. Тот не заставил себя ждать — тихонечко вылез из-под новогоднего стола, был краток и четок, казался энергичным и практичным, говорил по-немецки, да еще и имел за плечами бекграунд питерских подворотен — в общем, рифмовался с бедной юностью самого Шредера.
Сближению способствовало очередное обострение хронической болезни Германии — с началом войны в Ираке иррациональный антиамериканизм в который раз поразил рациональную Федеративную республику. Настроения совпали: с аппетитом доев ножки Буша и тут же возненавидев их за унижение великой нации барской подачкой, Россия как раз решила встать на свои собственные ножки — или, выражаясь по-путински, подняться с колен.
Не Бушем, конечно, единым. Залежи газа, нефти, редких металлов и прочих полезных ископаемых, хаотично разбросанных по бескрайним русским землям, давно интересовали Европу. По номинальной «Дружбе» еще с 1960-х текла нефть, а старшие однопартийцы Шредера всю вторую половину ХХ века упрямо верили в принцип Wandel durch Handel (изменение через торговлю) — то бишь надеялись привить тоталитарному СССР свои высшие ценности через диалог, рожденный экономическим сотрудничеством (по части ценностей безуспешно, по части нефтяной «Дружбы» — стабильно). Ожидания Шредера реальности отвечали, изменения России интересовали его мало, и от торговли он ожидал не магических трансформаций визави, а банальной прибыли.
Путину интерес немца льстил — и он поспешил сигнализировать, что не против особых условий для немецких предприятий, что с ним можно договариваться, и вообще: «Что русскому хорошо, то и немца не обидит». Шредер намек понял, парадигму принял, списал России 7,1 млрд долл. советских долгов и отправился к Путину праздновать православное Рождество в семейном кругу. А заодно положил начало суицидальной зависимости немецкой экономики от российских энергоресурсов.
Получивший особые условия немецкий бизнес был доволен. Не скрывали радости и берлинские антиамериканисты — Москва, конечно, пока не готова была стать новым Вашингтоном, но дядя Вова как будто готов был потеснить дядю Сэма.
Слухи о гипнотических и едва ли не магических способностях президента России по своей интенсивности могут посоперничать лишь со слухами о его же смертельных болезнях. И то, и другое вызывает обоснованные сомнения. В случае со Шредером приворотная магия школы КГБ сработала на славу — канцлер высокоразвитой европейской демократии ослеп в своей любви к диктатору отсталой евразийской страны.
Немецкая пресса и правозащитники пытались указать несчастному влюбленному Шредеру на неоднозначность объекта его влечения — порицали Чечней, правами человека, выборочной зачисткой олигархов и прочими раннепутинскими «шалостями». Но ужасающим новостям о «Норд-Осте» Шредер предпочитал заманчивые соглашения по «Норд Стриму» — и первая труба по дну Балтийского моря была торжественно подписана как раз под конец его правления.
А через 17 дней после завершения канцлерской службы Шредер принял предложение от своего лучшего друга Путина и возглавил комитет акционеров компании, которая в будущем получит название Nord Stream AG.
Для Путина было важно уже только то, что у него на зарплате и соответственно на побегушках оказался экс-канцлер Германии. К тому же стало уже совсем очевидно, что российский лоббист из Шредера получается лучше, чем немецкий канцлер. Вполне вероятно, что некоторые теплые эмоции к немецкому товарищу Путин тоже испытывал — в конце концов, это был его первый серьезный трофей в Европе. Трофей, подтвердивший, что все эти демократии и права человека — просто пафосная обертка для прагматичного бизнеса, где действуют подкуп и нехитрые психологические манипуляции.
Со временем Шредер выродился в вельможу при Путине с почетным местом на инаугурациях хозяина между патриархом Кириллом и придворным шутом Медведевым. Его присутствие в разнообразных советах директоров, наблюдателей, акционеров и прочих бесполезных марионеток обрело почти символический характер. Немецкая газета Die Welt назвала Шредера «Стивеном Сигалом международной политики» — и лучше это бессмысленное иждивение, пожалуй, не назовешь.
Плата за содержание при дворе личного немца была, по кремлевским меркам, тоже едва ли не символическая — под конец своей зицпредседательской карьеры бывший немецкий политик получал со всех синекур разом около миллиона долларов.
О степени влияния Шредера на Путина свидетельствует его дипломатический вояж в Москву весной 2022 года, когда экс-канцлер вооружился белым флагом и отправился за длинный кремлевский стол заканчивать российскую войну против Украины. Главным результатом визита стало селфи очередной жены Шредера в номере отеля с видом на Кремль. Других успехов «ближайший друг» российского лидера добиться не смог.
Сам же Путин увлекся войной с Украиной и энергетической войной с Германией (той, вероятность которой Шредер отрицал в союзе со всеми своими многочисленными биографами), а о друге Герхарде будто вовсе позабыл — да и тот остатки своего значения после 24 февраля утратил: сотрудники полагающегося ему по закону бюро демонстративно уволились, социал-демократическая партия готовится изгнать бывшего предводителя с позором, а европейские санкции пока только чудом проходят мимо. Звание «почетного гражданина» Ганновера пришлось отдать по собственному желанию — иначе был риск стать вторым после Гитлера, у кого этот титул отняли.
«Я не собираюсь говорить, что это моя вина», заявил Шредер в апрельском интервью New York Times. И охотно рассказал, что образ Путина, известный широкой общественности, правдив лишь наполовину.
А потом зачем-то сказал, что события в Буче надо расследовать, а в личную вину Путина там он не верит, так или иначе — приказ, мол, если и отдавался такой, то только на низших уровнях.
И после этих слов этого жалкого человека становится совершенно не жалко.
Локомотив Европы на российском топливе
В 2005 году хрестоматийного полезного путинферштеера на посту канцлера сменила личность совсем иного калибра и бекграунда. Выросшая в ГДР дочь пастора с дипломом ядерного физика и партийным билетом христианских демократов, Ангела Меркель стала первой восточной немкой и первой женщиной, возглавившей Федеральное правительство.
Говорят, в 2001 году, когда Владимир Путин выступал в Бундестаге и прочил совместное светлое будущее Европы и России под бурные овации немецких парламентариев и власть имущих (громче всех рукоплескал, разумеется, Шредер), Меркель в кулуарах сказала коллеге: «Это говорит типичный выходец из КГБ. Никогда не доверяй этому парню». Словам своим Ангела Меркель впоследствии не изменяла.
Легендарная сочинская встреча в 2007 году, когда Путин властно раскинувшись в кресле, спустил на боящуюся собак немецкую гостью своего лабрадора, ознаменовалась не только и не столько этим дешевым приемом гопника, сколько четко очерченным конфликтом мировоззрений. Тогда, еще до Мюнхенской речи, Путин эксклюзивно поделился с Меркель своей неостроумной (и единственной) политической идеей — о распаде СССР как «главной геополитической катастрофе ХХ века». Меркель не согласилась, заявив, что падение Берлинской стены, напротив, стало поворотным моментом в ее жизни и в жизни Европы. И момент этот был счастливый.
Говорят, она видела его насквозь — все его комплексы под манипуляциями, его сортирный мачизм, его пошлость и его желание уничтожить ЕС из ненависти к демократии, а заодно, почему-то, и к геям. Меркель никогда не питала иллюзий, что экономическое сближение может изменить Россию или закомплексованного гопника на ее троне. Такой цели она перед собой и не ставила — ее волновало другое.
Россия, так или иначе, критично близка на карте и еще ближе, если считать по времени подлета баллистических ракет. Россия — это угроза, это вторая в мире ядерная кнопка и, возможно, первая в мире дерзость ее нажать. Построить мир с этим ублюдочным анахронизмом времен холодной войны возможным не представлялось. Потому Меркель выбрала построить систему взаимосвязей и взаимозависимостей, которые подменят действенную архитектуру безопасности и не дадут Путину с его стаей уличных лабрадоров напасть на то, что она искренне любит и ценит — мирную и объединенную Германию.
При Меркель был построен одобренный предшественником Nord Stream, и именно при ней локомотив Европы бодро двинулся на российском топливе в неизвестном, как оказалось впоследствии, направлении. Она красиво говорила о европейских интересах — локомотив тащил за собой вагоны ЕС разной степени комфорта — но преследовала в первую очередь, само собой, интересы немецкие. Она делала ставку на то, что Путину самому будет невыгодно доставать из советской кобуры оружие, пока газовый поток в одну сторону порождает денежный поток в обратную. Однако подобно своему предшественнику будто бы игнорировала, что российский газопровод — это и есть энергетическое оружие. И сознательно вручала Путину, нехитрую прошивку которого считывала «на раз», спусковые крючки.
Мировая конъюнктура немецкой независимости тоже не способствовала. Еще до 2011 года Меркель была сторонницей атомной энергетики и собиралась пересмотреть решение Шредера об отказе Германии от АЭС. Для нее как физика-ядерщика мирный атом был очевидным благом — позволявшим к тому же иметь определенный энергетический суверенитет. Но все изменила Фукусима. Последовавшее за аварией в Японии политическое цунами в Германии едва не смело Меркель с поста — и после первых побед «Зеленых» на региональном уровне госпожа канцлер поспешила внести визионерские правки в немецкое будущее. Физик-ядерщик Меркель приняла решение до конца 2022 года полностью отказаться от атомной энергетики Германии и стала проявлять активный интерес к возобновляемым источникам.
Проявлять интерес, однако, — не ветряные электростанции в Баварии строить. И потому под шумное обсуждение солнечных батарей, водорода и прочих технологий будущего спокойно и планомерно росла немецкая газовая зависимость от России: 39% в 2011 году к февралю 2022-го превратились в 55%. Зловещий кворум был достигнут — Путин мог нападать на Украину.
Но в 2011 году мысли Меркель были заняты другим — немецкий локомотив набирал скорость. Комфорт поездки во всем составе возрастал вместе с ее мировой популярностью. Нескромный тариф перевозчика — наибольшую прибыль от европейского экономического сотрудничества, снабжаемого российской энергетикой, получала именно Германия — считался справедливой платой за право ехать не в плацкарте соцлагеря, а в уютном спальном вагоне ЕС. Вопрос: «Куда мчится этот поезд в огне?» вызывал высокомерное раздражение в виде приподнятых бровей — ну, право же, в светлое будущее.
Как выяснилось, немецкое светлое будущее не учитывало интересы ни соседей с отличающейся шириной рельс, ни даже своих европейских попутчиков, обеспокоенных адюльтером машиниста с террористами. «Вам не кажется, что они захватят поезд? Они так всегда делают», спрашивали страны, лучше знавшие Россию. «Нам кажется, что мы набираем рекордную скорость», отвечали из топки локомотива немецкие промышленники и обращались к Меркель с просьбой поддать еще российского топлива.
Она выдыхала, подбирала полагающиеся случаю холодные интонации и звонила по номеру, который еще не успел оккупировать Макрон. Владимир трубку брал. Некоторые утверждают, что даже с уважением, а не по пути на хоккейный матч.
2014 год — Крым, Донбасс, малазийский «Боинг», Норманди, Минск. 2015-й — Nord Stream-2. По зову все той же немецкой промышленности, жаждавшей природного газа дешево и много, а не LNG и по рыночным ценам. И следуя своему видению — Путина, мол, разоружит выгода.
Голоса европейских компаньонов и украинцев, бегущих за немецким локомотивом в надежде спастись от приближающихся российских танков, усиливались. Нежелание их слышать — тоже.
После проглоченного почти молча Крыма и замороженного невыполнимым «Минском» Донбасса Путин осмелел. И начал периодически спускать тех самых лабрадоров — то хакеров на Бундестаг натравит, то политического беженца посреди бела дня в центре Берлина пристрелит. Он унижал, а она терпела — и верила, хоть и меньше к концу, в то, что экономическое здравомыслие победит. Меркель читала в Путине и его уязвимую закомплексованность, и его агрессивную манипулятивность, она с пренебрежением видела его ложь там, где другие развешивали уши, но она как будто не поняла главного — его нельзя остановить подачками, его можно только отбить. На его псов нужны свои псы, на его лай нужен свой лай, в ответ на его хамство надо бить по морде.
Вместо этого она с маниакальным упорством снабжала его тем, что он потом развернул против Европы.
«Дипломатия не является неправильной, если она не сработала. Потому я не вижу необходимости говорить сейчас: это было неправильно, и я также не собираюсь извиняться», сказала Ангела Меркель в первом после отставки июньском интервью Der Spiegel.
И этой высокомерной самоуверенностью напомнила своего предшественника.
Новейшая историческая ответственность
Германию к месту и не к месту пинают ее исторической ответственностью за Вторую мировую войну. Охотнее всего кнутом воззвания к совести размахивала, само собой, Россия, но и многие другие страны спешили оседлать комплекс вины в своих интересах. С разной степенью успеха.
К счастью, «гитлеризация» Путина и «рейхизация» России немножко сместили акценты — и оплакивать сейчас свои злодеяния перед страной, копирующей их будто по учебнику, как минимум глупо. Утратило актуальность и «Никогда снова», а недолгие годы спустя не останется и очевидцев тех лет. Политики, конечно, будут заниматься соревновательной историографией, но, честно говоря, лучше бы они уступили ее специалистам, коими руководит дух науки и гуманизм.
Тем более есть ответственность поновее — ответственность XXI века, к которой приложили руку и Шредер, и Меркель. И если подловатая продажность первого сейчас получает наконец свое заслуженное возмездие от общества и истории, то сложность позиции второй требует куда более предметного диалога.
Если госпожа Меркель руководствовалась просто немецкой прибылью, пусть найдет в себе храбрость сказать об этом. Если ее вела вера в возможность выстроить из газопроводов архитектуру безопасности, пусть признает ошибку. Если мы чего-то не знаем, мы готовы услышать.
Извинения, скорее всего, будут и вправду неуместны. Как и все официальные расследования, к которым едва ли сможет привести громкое заявление Кизеветтера об умысле двух экс-канцлеров.
Но есть одна вещь, которая имеет значение сегодня.
Германия долгое время была гордым локомотивом Европы и обязана была видеть со своей позиции, что впереди по курсу — пропасть.
Стало быть, когда поезд идет под откос, машинисты не могут просто выйти на полустанке на перекур и заявить, что они внезапно не хотят/не готовы/не могут взять на себя ведущую роль в Европе, а предпочитают идти следом за другими. И делать, как делают остальные.
Свои ошибки надо уметь признавать, а главное — принимать на себя ответственность за них и их исправлять.
Будь то экс-канцлер Ангела Меркель в своих рефлексиях, или экс-министр финансов и нынешний канцлер Олаф Шольц в своих действиях.
