Президент России Владимир Путин добился встречи с американским коллегой Бараком Обамой, она должна состояться во время визита главы РФ на заседание Генассамблеи ООН в США. О чем могут поговорить американский и российский лидеры, как это связано с ситуацией в Сирии и провалом Кремля на Донбассе, и почему Обама согласился на эту встречу, — мнение Дмитрия Орешкина для “Апострофа”.
Путин сыграл на опережение в Сирии (усилив там военное присутствие России, — “Апостроф”). Он сделал удачный для себя шаг, причем уже второй. Первый шаг он сделал два года назад, когда помог Обаме выбраться из сложного положения в Сирии, выступив тогда там посредником и эту проблему урегулировав.
Сейчас Путин начал действовать в своем фирменном стиле — совершать поступки, которых от него не ждут, потому что они считаются не принятыми в приличном обществе. Он отправил в Сирию вооруженные силы, при этом заявляет, что их там нет.
Формально к Путину никаких претензий быть не может. Потому что есть законный, с точки зрения международного права, или не очень законный, но де-факто признанный президент Сирии Башар Асад. И именно по приглашению этого руководителя Сирии Россия может туда поставлять войска и вооружения. Что она делала всегда, как неоднократно об этом говорилось.
На данный момент Путин предпринял такую смелую эскападу и, войдя туда, в стратегическом плане выиграл, так как заставил с собой говорить. Он теперь участник процесса, поэтому с ним надо договариваться.
Для Обамы это был довольно тяжелый выбор, потому что можно было попытаться оставить Путина в вакууме и не обращать внимания на то, что он там занял позицию. В конечном счете, я думаю, это было бы даже эффективно. Но при этом Обама был бы подвергнут жесткой критике со стороны собственных либералов, которые с ужасом смотрят на то, что происходит в Сирии, и на ситуацию с ИГИЛом. Они бы первые предъявили Обаме обвинения в негибкости и в том, что он ставит свои личные интересы выше общественных.
Путин же в этой ситуации официально говорит, что часть его поддержки направлена против ИГИЛа. И если Обама этой поддержкой пренебрегает, то, соответственно он подвергается критике и в США, и еще больше в Европе, где особенно сильны антиамериканские настроения, как со стороны левой общественности, так и правой. И те, и другие не любят Америку за то, что она выполняет роль “мирового жандарма”. Ну, а кто же любит жандармов?
Обама долго думал и все-таки решил проявить рациональность. Коль Путин стал участником процесса, следует с этим участником обменяться мнениями и, соответственно, наладить какое-то там взаимодействие. То есть в этом расчете Путин оказался прав. Он заставил США с собой разговаривать.
В пропагандистском пространстве это подается так, как будто Путин поставил Обаму на колени, заставил встречаться с ним. Но, в целом, это довольно спорное достижение, потому что неизвестно, о чем они будут говорить. Причем у нас тут (в России, —”Апостроф”) пишут, что о встрече чуть ли сам Обама просил. В общественном мнении люди Путину аплодируют, потому что в каком-то смысле это дипломатический успех для него.
Если выйти за пределы информационно поля, рассуждая о проблемах реального взаимодействия между Россией и США, то здесь абсолютный ноль. Потому что коалиционные, согласованные действия России и США или НАТО в Сирии технически невозможны. У США всегда возникают организационные, идеологические, персоналистские трудности с координацией военной политики.
Касаемо военного, коалиционного сотрудничества с Путиным — то это, в принципе, невозможно в реальном пространстве. Никогда военные российские не будут согласовывать свои действия с американцами. Им просто западло. В техническом плане работа совершенно по-другому построена. А уж, тем более, по идейным соображениям, обмену информацией между этими структурами. Этого не может быть, потому что не может быть никогда.
Но зато понятно, о чем теперь будет говорить Путин во время своего спича на Генассамблее ООН. Он своим смелым или наглым проявлением в Сирии заявил, что называется, о переговорной позиции: вот, я здесь; вы вынуждены со мной считаться; у меня есть интересы, которые я готов артикулировать; я знаю, что у США есть интересы — и я готов их выслушать; давайте обменяем одно на другое.
Какие именно сейчас интересы у Владимира Путина, мы можем только догадываться. Среди них, например, признание аннексии Крыма. Я думаю, что де-факто это, так или иначе, будет признано. Не воевать же с Путиным из-за Крыма. Можно говорить, что угодно, но он, как и в Сирии, вошел и взял кусок. И теперь, когда говорят о Крыме, говорят и о Путине, потому что он там все контролирует.
Какие еще могут быть требования? Может быть, санкции отменить, но вряд ли Обама на это пойдет. А может, он удовлетворится тем, что США постараются погасить расследование по Boeing. Тоже вряд ли, потому что США технически сделать это не могут, так как слишком много других государств вовлечены в этот процесс. А может, его интерес в том, чтобы американские суды не пользовались поддержкой администрации касательно разборок с претензиями ЮКОСа.
У Путина много слабостей, которые он хотел бы обсудить с США, чтобы они на его болевые точки не давили. Но не очень понятно, что он может предложить взамен — отступить, например. США в его помощи, в общем-то, не нуждаются. Слабая сторона Путина заключается в том, что его простор действий, на самом деле, исключительно пропагандистский.
Военный потенциал (России, — “Апостроф”) в Сирии очень незначительный. Да, поддержка Асаду — достаточно сильная. Будет ли поддержка использоваться, чтобы наносить удары по ИГИЛу, — вопрос очень сложный, потому что российскими самолетами будет распоряжаться непосредственно Асад. И точно так же легко их может использовать, чтобы наносить удары по, скажем, силам, союзным США.
И здесь у Путина вариант такой – он может либо повлиять на Асада, чтобы тот использовал предоставленные вооружения только против ИГИЛа, а может и не влиять. Так или иначе, на столе у Путина есть какие-то козыри, но они, повторюсь, все-таки пропагандистские.
Это планы в расчете на то, что в Европе будут говорить: вот, смотрите, Путин выступил с миротворческой программой, Путин готов сдерживать агрессию ИГИЛа, вы не можете и не имеете права этим пренебрегать. В противном случае вам придется подставлять американских парней под выстрелы этих самых игиловцев, пусть это делает Россия.
Такая вот зависимость Обамы от общественного мнения – в значительной мере сильнее, чем у Путина. Путин любой свой шаг в Сирии изобразит в качестве геройского, и российское телевидение это так преподнесет, что люди начнут говорить – вот, мы же с открытой душой хотели помочь. Именно поэтому Обама и вынужден с ним договариваться.
Не думаю, что они могут о чем-то серьезном договориться. Тут опять пропагандистское смещение проблем. В Сирии Путин Обаме не нужен. Он ему только мешает. Там есть свои планы, есть военные стратегии, и они рассчитаны на то, что ИГИЛ будет подавлен, а Асад — смещен. Но Путин там есть, и, что самое главное, он артикулирует правильные, с точки зрения мирового сообщества, слова, и на эти слова Обаме ответить нечего, потому что он зависит от общественного мнения, а Путин – нет.
Поэтому говорить с Обамой о сирийских проблемах, в общем-то, не о чем. Его месседж прост — лучше бы вы, Владимир Владимирович, в эту ситуацию не влезали, без вас мы бы это решили эффективней и быстрее, в ущерб Асаду и, собственно, Путину тоже, потому что он, кроме всего прочего, решает там свои проблемы, связанные с транспортированием углеводородов.
Но Обаму очень интересует Украина. И здесь, как ни парадоксально, у Путина и Обамы есть некоторые общие интересы. У Обамы— стратегический, а у Путина —тактический. Стратегический интерес Обамы и Америки в целом прост: им не нужна война на востоке Украины. Единственная сфера или поле, где у Путина есть паритет, — это военная сфера. Поэтому Обаме выгодно заморозить конфликт, изолировать Донбасс, с тем, чтобы он превратился в такую же выморочную территорию, как Приднестровье-1.
В России постоянно говорят, что Обама заинтересован в войне, что Обама воюет против России руками Порошенко. Но это совершенно не так, это просто ложь. Обаме нужен мир. Исходя из того, что в мирном соревновании Украина, которая идет по пути реформирования Польши, Чехии, Словакии, в долгосрочной перспективе представляет позитивный образец того, как славянские народы могут преобразовываться и переходить в общеевропейскую систему ценностей.
У Путина тактический интерес — у него нет денег, чтобы содержать эту самую микро-“Новороссию”. У него нет даже военных ресурсов, несмотря на то, что о них никто не говорит. Если там начинается война — то идут гробы. Десятки гробов можно еще спрятать, сотни — уже сложнее. Путин заинтересован в том, чтобы с Донбасса уйти и запихнуть его, как горячую картошку, за шиворот Порошенко.
На внутрипропагандистском рынке в России Сирия Путину нужна для того, чтобы замаскировать провал на Донбассе. Де-факто на Донбассе он провалился. Все эти пафосные рассуждения о сакральных ценностях и духовных скрепах про великий и могучий русский народ разбились о реальность.
