О том, зачем волонтеры АТО объединились в ассоциацию, какие коррупционные схемы процветают в Минобороны и как случайно не помочь сепаратисту
Основатель волонтерской платформы «Народный проект», николаевский айтишник Давид Арахамия знает, как собрать для украинской армии сотни тысяч гривень в считанные дни. В сентябре этого года он был назначен уполномоченным министра обороны Украины по вопросам закупок. В конце прошлой недели, совместно с коллегами-волонтерами, основал Ассоциацию волонтеров Украины. В интервью ЛІГАБізнесІнформ он рассказал, как ассоциация поможет координировать работу помощников фронта, что нужно менять в министерстве и благодаря каким схемам любой волонтер может купить винтовку для армии, не нарушая закон.
– Зачем волонтерам объединяться в Ассоциацию, если каждая организация отдельно достаточно эффективно работает – имеет своих доноров, свои направления работы и подшефные воинские части. Ассоциация может забюрократизировать процесс, родить массу недовольных и обиженных, которые на радость нашим врагам будут выносить различные склоки внутри волонтерского движения в СМИ?
– Основная необходимость создания ассоциации – собрать максимальный волонтерский опыт в одной структуре. Существуют сотни организаций, которые на чем-то органично специализируются, но их нужно между собой “сконнектить”. Итак: первая миссия ассоциации – объединительная и информационная.
Вторая задача: я убежден, что в зимний период способность привлекать деньги от населения уменьшится в разы. Связано это в первую очередь с тем, что повышенные цены на энергоносители, то есть, зимой людям придется тратить больше денег. Плюс существует естественная утомленность. Поэтому сегодняшние противники объединения в ассоциацию остаются противниками, пока у них завтра не закончатся деньги.
Третье – за границей эффективно привлекать деньги можно только путем репрезентативного представления волонтерского движения. Я с этим столкнулся – западные доноры не очень охотно работают с отдельными фондами, чтобы не пояснять, почему помогает этим, а не другим. В Европе и США принято сотрудничать с какой-то отраслью через ассоциацию. Или через торгово-промышленную палату, если речь идет о бизнесе. Поэтому создание ассоциации – это естественный шаг любой отрасли, как только она начинает созревать. Ассоциация волонтеров – это тоже отраслевое объединение.
Также ассоциация возьмет на себя обязательство по физической защите волонтеров – этим у нас будет заниматься организация Народный тыл, ответственный – Григорий Тука. Потому что сегодня военных защищает государство, а волонтеров кроме самих волонтеров никто не защищает. И машины, бывает, отжимают, и допрашивает непонятно кто…
Еще одна важная миссия ассоциации – защита от провокаторов и чистка рядов. Сегодня все чаще выявляются псевдоволонтеры, многие из них могут быть разведчиками, сотрудниками российских спецслужб.
Согласен, при создании структуры ассоциации не обойтись без бюрократии – любой процесс регулирования бюрократичен. Но именно потому у нас и мало людей – чтобы это как-то минимизировать – ассоциацию основали всего 26 волонтерских организаций, а хотели несколько сотен. Но я представил себе собрание из нескольких сотен независимых людей с повышенным эго… вы же поймите, что волонтер стал волонтером, потому что это лидер. И когда много лидеров собираются вместе, начинаются проблемы бодания эго. А обиженные остаются после любого объединения.
– Кому принадлежит идея создания ассоциации волонтеров?
– Я, наверное, отнесу это к себе. Идея быстро нашла поддержку у других.
– Как быть с теми волонтерскими организациями, которые не захотят входить в ассоциацию? Они будут ущемлены в каких-то правах: например, доступе к государственным органам и так далее?
– Абсолютно нет. Волонтеры, входящие в ассоциацию отличаются от прочих лишь степенью влияния на процессы в самой ассоциации. Есть масса волонтеров-физлиц, которые не представляют никакие объединения, им нужно помогать и ассоциация будет это делать – делиться контактами, осуществлять поддержку. Но они не смогут ничего изменить в порядке функционирования ассоциации, так как не являются ее членами – не имеют права голоса на собраниях. В этом все отличие.
– Не будет ли ассоциация ставить обязательным условием помощи волонтерам, не вступившим в нее, требовать обязательного вступления с уплатой вступительного взноса в 3000 грн., как постановил ваш учредительный съезд, и так далее?
– Нет. Задача ассоциации – это не денег заработать. 3 тысячи вступительного взноса мы поставили только потому, что у нас пока лишь 26 организаций-участников. Со временем ежемесячный взнос, установленный для членов ассоциации, в 1 минимальную зарплату (1218 грн – ред.), будет уменьшен гривень до 200. За счет роста новых членов. Но это в дальнейшем.
– Вы сказали, что уже нажили обиженных среди волонтеров. В чем их недовольство?
– Первая обида: «почему нас не позвали?» Не уделили внимания, не поуговаривали. Вторая обида: «вы уподобляетесь власти, создаете бюрократию, вообще, зачем эти структуры… лучше бы работали». Эта такая обида, производная от первой. Но есть и те, кто конструктивно критикует и пытается разобраться. С такими можно работать. Я вообще считаю, что это будущие члены ассоциации.
Дополнительное доказательство ценности ассоциации – вчера был учредительный съезд, сегодня уже позвонили из Администрации президента. Говорят: «Мы слышали, у вас есть ассоциация. Сейчас разрабатываем новую доктрину военно-тактической медицины и, поскольку у вас есть профильный комитет, приходите в четверг на встречу, озвучьте свои предложения, сделайте презентацию».
– Как государство, по вашему мнению, должно сотрудничать с волонтерскими организациями в идеале? Чем помогать? Где не дорабатывает?
– Помогать нужно не волонтерам, а тем, кому помогают волонтеры – силам АТО и пострадавшим от боевых действий. Если бы государство дорабатывало, наверное, в волонтерском движении не было бы такой острой необходимости.
В начале войны волонтеры в довольно большой степени замещали государство. Со временем государство подтянулось.
Я согласен с утверждением, что в конечном итоге волонтеров должно стать намного меньше, просто по той причине, что государство будет способно обеспечивать всех самостоятельно. Останутся наиболее активные и сознательные волонтеры, которые возьму на себя функцию публичного общественного контроля над государством.
Уже сегодня я прошу многих волонтеров сместить свои акценты с прямых доставок на передовую к контролю над государственными поставками. Так эффективнее.
Вот, послушайте: мы как-то собрались вшестером и привлекли 170 млн. грн. для помощи АТО. Большая, весомая сумма. Я партнерам говорю: «Мы собрали такую сумму, но за это же время Министерство обороны неэффективно потратило более 20 миллиардов».
Было бы намного эффективнее иметь влияние на госструктуры – где-то в статусе советника, где-то общественным советом, где-то наблюдательным советом, может быть – и отслеживать эти процессы. Даже если удастся на 10% повысить эффективность перечисления средств – это уже будет колоссальный успех, и суммы целенаправленно направленные куда следует, будут намного выше, чем соберут волонтеры.
– Военные говорят, что если бы не волонтеры – то ничего бы не было. Что государство обеспечивает необходимым на 20%. Остальные 80% – это заслуга волонтеров. Вы согласны с такой оценкой?
– Я бы не преувеличивал. Возможно, это и правда, если речь идет об обеспечении батальонов территориальной обороны. Потому что батальоны территориальной обороны своим бюджетом относятся к ОГА, а под это там не выделены средства. Командует территориальной обороной Генштаб, а, грубо говоря, кормить должна область, которой для этого не дали денег.
Наша рекомендация министру – расформировать батальоны территориальной обороны и приформировать их к частям ВСУ. В территориальной обороне, так как эти батальоны были собраны наспех, вообще отсутствует понятие службы тыла. А тыловик в армии – это ключевая должность, его готовят 5-6 лет, дольше, чем летчика. Потому что обеспечение – это сложнейшая система.
Кстати, кто еще очень плохо обеспечивается государством – это погранцы. Не все, но у нас на самых краях областей до сих пор есть забытые пограничные заставы. У них просто ничего нет – ни бронежилета, ни каски, ни обуви.
– Доводилось ли вам, как волонтеру, лично участвовать в освобождении пленных или в чем-то подобном?
– В целом нет, но была одна история, после которой я зарекся “вписываться” за людей, с которыми лично не знаком.
Однажды мне позвонил хороший знакомый и попросил помочь с поисками одного человека их Херсонской области, директора какого-то пельменного цеха. Он, якобы, некоторое время назад уехал в Россию на похороны отца на собственном автомобиле и с тех пор не выходит на связь – жена в панике, дети плачут, никто не знает, что думать. Я узнал, что этот человек выехал на автомобиле Хаммер, да к тому же с российскими номерами. Решил попробовать его отыскать.
Пограничники сказали, что через границу автомобиль с такими номерами не проходил, значит, товарищ из Херсона еще где-то в Украине. Через день оказывается, что он был задержан бойцами «Азова» в Донецкой области. Я звоню комбату «Азова», прошу отпустить, с дуру называюсь кумом этого товарища – понимал, что если назовусь знакомым знакомого, то разговора точно не выйдет. Я все еще думал, что у него просто Хаммер хотят отжать и не знают, к чему прицепиться. Я даже начинаю так полунаезжать, говорить, что «если не отпустите, я позвоню министру обороны, мы приедем и всех там построим». Комбат бросил трубку.
Утром после телефонного разговора выяснилось, что этот директор пельменного цеха сбежал из плена, ранив одно из бойцов «Азова», и вообще его задержали, потому что это оказался явный сепаратист, боец, с винтовками в багажнике своего Хаммера. Позднее я выяснил у его жены, что да, действительно сепаратист и вообще поехал не на похороны отца, а на «сафари».
В общем, я потом долго извинялся перед тем командиром «Азова», в качестве моральной компенсации отправил им дополнительную помощь. С тех пор не «вписываюсь» за незнакомых.
– Расскажите вкратце о себе: как вы дошли до волонтерской жизни?
– Я ведь беженец из Абхазии. В 1992 году, когда мне было 13 лет, наша семья была вынуждена в буквальном смысле слова бежать, в чем была одета, оставив все. А было немало – и дом, и автомобили, у нас была очень обеспеченная семья – дай Бог, чтобы все так жили.
Потом мы долго скитались по России, всю юность я прожил на чужих квартирах, пока не осели в Николаеве. Формально я – гражданин Грузии, хотя с тех пор ни разу на Родине не был. Сейчас нахожусь в стадии получения украинского гражданства.
Так вот, когда в этом году началась история с Крымом, я понял, что в Украине развивается тот же сценарий, что и в Грузии, что будет война. Принял решение помогать Украине, хотя была возможность уехать на работу в Хорватию, работать в IT-сфере и вообще не думать ни о чем. Но из-за того, что пережил в детстве, сегодня я не смог стоять в стороне – я бы просто не простил себе этого.
Воевать я не умею, потому решил помочь там, где эффективнее – начал с создания отдельного проекта. Создал, еще будучи в Николаеве, волонтерскую платформу «Народный проект» – за первые четыре дня собрал 450 тысяч гривень. С марта занимаюсь общественной работой и волонтерской деятельностью, координирую работу других волонтеров.
– У вас на первых порах не было проблем в общении с органами власти, с чиновниками. Сейчас-то вас немного знают, но вообще эта публика идет на контакт неохотно?
– Никогда проблем не было. Я вообще удивляюсь, когда кто-то говорит о сложностях в общении с чиновниками. Скорее всего, эти люди просто не умеют здраво презентовать свою идею и не четко излагают мысли. Просто объяснять нужно правильно. Многие приходят и наезжают на чиновника: “Делайте это и это!”. Я же прихожу и говорю: “На таком-то участке есть проблема, я берусь ее устранить, прошу лишь помочь в том-то и том-то. Решу проблему – отчитаюсь”. И всё, никаких проблем. Так, не зная никого в государственном аппарате, я добрался до президента.
– Общаетесь с президентом?
– Конечно, у меня от него даже орден есть. Завтра (18 ноября – ред.) с группой волонтеров идем на встречу к Порошенко. Еще проблемы в общении с чиновниками могут быть, если вы приходите к ним, как “чей-то человек”, или от партии – они тогда настораживаются. А так как я в этом отношении чист, и политикой в будущем не собираюсь заниматься, то мне проще.
– На парламентских выборах вам предлагали присоединиться к какому-то списку?
– Конечно, и много. Но у меня есть хорошая отговорка, чтобы никого не обидеть – отсутствие гражданства.
– После Майдана вы знали всех министров обороны. При ком волонтерам было легче общаться с ведомством – при Тенюхе, Ковале, Гелетее или сейчас, при Полтораке? При ком можно было быстрее решить вопрос?
– Я не всех знал – познакомился с Гелетеем за три недели до его отставки. С Полтораком сейчас каждый день общаемся. Личность министра, кстати, в работе с волонтерами не имеет значения. В общем, тут разницы нет.
Хоть того же Гелетея определенные группы активно сливали, он лично мне казался мужиком, который был готов все менять и реформировать. Но ему не дали даже назначить своих заместителей, он не мог элементарно уволить руководителя департамента. В общем, он был «свадебным генералом», на которого валились все шишки, а реальных рычагов влияния было немного.
Полторак работает в более спокойной обстановке. Плюс, у него бэкграунд лучше, он же ранее руководил учебным заведением – Академией внутренних войск в Харькове. А любой ректор – это, в первую очередь, хозяйственник. И это чувствуется в работе Полторака. Первое, что он сделал, после назначения – это взял два листа ватмана и заставил помощников нарисовать подробную схему работы министерства, со всеми связями и ресурсами. Полтораку так проще воспринимать и систематизировать информацию – это хорошо. И сейчас он на совещаниях работает с этой схемой, наклеивает там что-то, дорисовывает.
К тому же Полторак – первый министр, у которого появился компьютер на столе. Он в Интернете, сам принимает и анализирует информацию. По крайней мере можно быть уверенным, что ты пошлешь ему e-mail и он прочитает. Никто распечатанных листов с подчеркнутым текстом нынешнему министру не носит.
– Вернемся к ситуации в зоне АТО. Вы, как волонтер, имеете представление, насколько наши военные обеспечены зимней амуницией?
– Не могу ответить на этот сложный вопрос.
Армия нуждается в реформировании вещевого обеспечения, и Ассоциация волонтеров готова оказать помощь в этом процессе. Процедура госзакупок нуждается в полном пересмотре. И дело не только в бюрократических преградах, на недели задерживающих поставки. В стране банально не хватает ткани. Вот сейчас нужно 17 километров ткани для спальных мешков, а ее нет.
Я лично вижу решение проблемы во внедрении схемы давальческого сырья. Когда Минобороны будет закупать на себя ткань, фурнитуру, все остальное и нанимать сотни мелких подрядчиков для пошива. Во-первых, мы этим либерализируем рынок поставок, дадим работу мелким предпринимателям и ликвидируем монополию, что приведет к улучшению качества тех же спальников. Да и всего остального тоже.
– Минобороны предоставило волонтерам право заполнить какое-то количество вакансий в своей структуре – предложить свои кандидатуры. Как продвигается работа в этом направлении?
– Нам дали 12 вакансий – в Генштаб и профильные структуры. Я делал открытый конкурс, нанял на волонтерских началах рекрутинговое агентство для собеседований с соискателями, которых, не смотря на смешную зарплату в 1357 грн, оказалось 130 человек. Ну, правда, мы решили организовать для них фонд доплаты, для того, чтобы люди могли нормально работать.
Из 130 человек были отобраны 15 кандидатов, 15-16 ноября их проверили на на полиграфе – это было мое требование. После этого три человека откололись, остальные 12 будут работать в Министерстве обороны. Завтра (18 ноября – ред.) с ними встретиться президент. Горжусь, что после жесткого отбора мы подобрали достойные кандидатуры. Это очень важно – уметь найти кадры. Мы, кстати, так нашли крутого директора экономического департамента для Минобороны – Юрия Гусева, он еще при Гелетее начал работать. Умный парень, окончил Гарвардский университет, настоящий менеджер. Он хотел уйти воевать в АТО, был замечен Александром Данилюком и мы убедили его, что с такой светлой головой можно реализовать себя на благо Украины с большей пользой.
– К информационной политике Минобороны есть большие претензии. Вы не считаете, что эту работу тоже следует отдать не людям в погонах, а более гибким и оперативным волонтерам?
– Поймите, если туда сегодня поставить хорошего пресс-секретаря, он все равно ничем не будет лучше. Там очень много связывающих по рукам и ногам инструкций и процветает мегацензура. Грубо говоря, вот мы сейчас с вами записали интервью – вы его выпустили. А если бы я был чиновником Минобороны, я бы сначала понес текст в Департамент информационной политики – его бы там почеркали, потом в контрразведку – не сказал ли я чего лишнего, потом выходные. И получили бы вы через неделю итоговый сухой не интересный текст.
– Уже пару месяцев как вы являетесь уполномоченным министра по закупкам в Минобороны. Как бы вы оценили уровень коррупции?
– Давайте, я скажу 92%. Это будет моя субъективная оценка. Реально, мне же многие обиженные люди рассказывают о различных схемах в министерстве, решив, что я какую-то функцию следователя там занимаю.
– Можете привести пример?
– Допустим, вы руководите в Минобороны каким-то направлением. Моей фантазии, наверное, хватило бы только на то, чтобы, допустим, завышать закупочные цены на что-то. А там, кроме этого, существуют обязательные откаты со всех поставок – это просто правило. Но этого мало – дальше происходит заведомое занижение качества товара. Условно говоря, если вы покупаете куртки по 500 гривень, то ставите закупочную цену в 650, а затем договариваетесь с производителем о занижении качества его дальнейших поставок, оставляя ту же цену. Соответственно, денег на производство тратится меньше, товар получается хуже, но стоит так же дорого – разница оседает в кармане поставщика и чиновника министерства.
Бывает так, что по документам произведена закупка, а реально даже ничего не производилось. Такие “поставки”, как правило “попадают под Грады и сгорают без следа”. То есть, вообще ничего не было, кроме документов и украденных денег.
Но тут важно отметить, что коррупция в Минобороны – это дело малого количества людей, 5% имеющих доступ к ресурсам. Но там также работает 95% честных и патриотично настроенных служащих. Это я говорю к тому, чтобы не сложилось впечатление, что там все коррупционеры. Просто коррупционеры масштабами воровства и создают этот процент, о котором я сказал. Наша задача – выявить это деструктивное меньшинство и убрать из системы.
– Нужно ли разрешить волонтерам снабжать армию не только продовольствием, медикаментами и оборудованием, но еще и оружием? Должно ли государство ради оперативности поделиться такой функцией?
– Нет, нельзя, все-таки, заменять собой государство. Это перегиб.
А вообще волонтеры и так уже закупают оружие. Винтовки, например. Есть прозрачная юридическая схема – приходите в оружейный магазин и говорите, что вы хотите закупить винтовки для воинской части N. Вы в магазине даете деньги, они пишут заявление на Министерство обороны о том, что готовы бесплатно предоставить винтовку для такой-то части. Потом берете это письмо, идете в МВД и получаете разрешение на приобретение и хранение оружия. Потом представитель воинской части со всеми разрешениями приезжает в магазин и забирает винтовки. Уже много винтовок 338 калибра были, таким образом, поставлены нашим военным.
Источник: ЛІГАБізнесІнформ
