Об этом музыкант Андрей Макаревич рассказал в интервью Новой газете.
— Андрей, я посмотрела вашу страницу в Facebook и должна сказать, что очень сильно ваш Facebook отличается по стилю до Крыма, до войны на Украине и после. До этого — мирный, без ругательных слов, без какашек, говна и т.д. А вот после… У меня есть ощущение напряжения и желания всех послать…
— Ну, простите, мой Facebook ровно настолько отличается, насколько наша жизнь до Крыма отличается от жизни после Крыма. Это всего лишь моя реакция на то, что происходит. И не надо из меня делать Юза Алешковского, слово «какашки» и «говно» было у меня использовано один раз в одной песне, там оно было очень к месту. Во всем остальном, в высказываниях я стараюсь быть предельно корректным и никого не обзывать, независимо от того, насколько мне эти люди близки или не близки.
— Вот «Сноб», не Facebook: «Достали! Все, достали! Господа холуи, проходимцы, приспособленцы и просто идиоты, не смейте меня учить любить родину…»
— Это еще до Крыма (ноябрь 2013 года. — Е. М.).
— А в связи с чем вас заставляли родину любить?
— Уже не помню. Это уже начались какие-то патриотические экзерсисы.
— Мне казалось, что у нас патриотизм с Крыма начался.
— Нет, еще задолго до Олимпиады. Это же все не в один день происходит.
— А на телевидение вас зовут сейчас?
— Нет.
— А на Первый канал?
— Нет.
— Это после Крыма началось?
— Думаю, что да, конечно. Ну не зовут и не зовут, елки зеленые. Мы первые 20 лет прожили без всякого телевидения и радио, ничего, никто не умер. Тогда были магнитофоны, сейчас интернет есть.
— А вы вообще телевизор смотрите?
— Я включаю его ночью, перед сном, на пять минут, чтобы посмотреть новости. Потому что надо понять, что еще где взорвалось и изменилось ли что-то кардинально в мире. Вот только за этим. Ну иногда попадаю, могу Познера послушать с удовольствием. Ночью бывают иногда фильмы неплохие.
— Ваша цитата по поводу телевидения: «На протяжении Великого поста адепты православия рекомендуют воздержание от всякого рода развлечений, в частности, смотреть телевизор. Боже, как мудро. Не смотрите эту агитпарашу».
— Я имел в виду политические ток-шоу, которые, абсолютно, как у Стругацких, включают излучатели. Те, на кого не действуют <излучатели>, это выродки. Вот на меня не действует. Я не могу этого Киселева видеть, например, биологически не могу, с этой ручкой, с попочкой, да. А кому-то, видимо, нравится. А кто-то считает, что нет оснований не доверять нашим центральным каналам. А почему мы должны не доверять?! Вот эта идея, что нас всех хотят поработить, мы в кольце врагов, она почему-то замечательно в головах пускает корни.
Месяца четыре назад одна весьма образованная женщина, работающая в каком-то серьезном офисе менеджером, начальником отдела, причем до этого в разговоре в ее рассуждениях все было нормально, сказала: «Ну, скоро же Киев будет наш, и я тогда туда поеду работать. Ну как, ну Киев же наш скоро будет!» Я понял, что надо уходить с этой темы, потому что дальше кто-то из нас головой в стенку упрется.
— А есть музыканты, с которыми вы не то что дружили, но просто общались, но эти крымско-украинские события разделили вас. Ведь теперь часть людей живет по принципу — «Крым наш» или не наш.
— Общаться я буду точно так же, как и общался. Я не живу по этому принципу.
— Но живут другие.
— Это их проблемы.
— А вы много потеряли друзей в связи с «Крым наш»?
— Друзей я не потерял вообще. У меня не так много друзей. С одним есть разногласия, еще со школьным товарищем, но мы с ним редко видимся.
— Для вас стало удивлением, что ни одна концертная площадка не согласилась провести концерт, посвященный памяти Немцова?
— Нет, совершенно нормально. Мало того, это я настаивал и уговаривал Мишу Козырева не делать этот концерт где-то на улице, в Зеленом театре…
— У Стаса Намина?
— Да. Потому что, во-первых, никогда бы там не собралось 14 тысяч человек. А полупустой зал на таком событии — это просто некрасиво. Во-вторых, это откровенный вызов на провокацию. Ну опять придут какие-то дурачки с каким-нибудь газом, с каким-нибудь плакатом, начнется драка. Вот зачем это? Если мы хотим действительно вспомнить Борю, вот есть телевизионный канал, у которого достаточно большая аудитория, гораздо большая, чем вместимость Зеленого театра, так давайте оттуда споем и скажем все, что хотим.
— Да, но телеконцерт и живой концерт на площадке — это разные вещи, это разная атмосфера…
— Там тоже будет живая музыка, никто не собирается под фонограмму работать…
— Получается, что те, для кого Крым «не наш», вынуждены отказываться от возможности провести концерт, чтобы избежать провокаций…
— Я не думаю, что такой концерт был бы лучше в данной ситуации, именно в данной ситуации. Пройдет и это. И, возможно, скорее, чем мы думаем.
— А вы не хотите баллотироваться в Госдуму?
— Упаси Господь! Зачем?
— Я думаю, что за вас очень много проголосуют.
— И что? И что я там буду делать среди этих людей?
— Но, может быть, будут еще какие-то другие люди.
— Еще двое-трое? Да перестаньте, я вас прошу. Можно я буду заниматься тем, что я люблю?
— То есть вам не предлагали?
— Боря Немцов в свое время из меня чуть министра культуры не сделал. Я его вовремя остановил. Я и Черномырдин, с двух сторон.
— Это 1997 год?
— Да, где-то так. Причем мы ему сказали одно и то же: «Боря, ты офигел», мы ему сказали, не слыша друг друга.
— А почему? Из вас бы отличный вышел министр культуры.
— Ну какой, зачем мне это нужно? Я пишу неплохие песни. Я ни черта не понимаю в этой бюрократии, и что я буду сидеть в кабинете с этими бумажками и ощущать свое собственное бессилие. Я не хочу этим заниматься.
— Бумажками могли бы помощники заниматься, а вы стратегией.
— Да перестаньте. Я ненавижу это все. Я никогда не служил, за исключением тех шести лет, когда был вынужден, спасаясь от возможной статьи за тунеядство, работать в архитектурной конторе. Я занимаюсь тем, что я умею. И, слава богу, это приносит радость не только мне, а еще большому количеству людей. И не надо меня ни в Думу, никуда больше, пожалуйста.
— С появлением уголовного дела против Pussy Riot Россия постепенно движется в сторону православного Ирана. А теперь еще к этому присоединился и ура-патриотизм. Со всех сторон духовные ценности, скрепы, оскорбления чувств верующих, а как следствие — увольнение директора Театра оперы и балета в Новосибирске, снятие из репертуара театра постановки «Тангейзер», подбрасывание к дверям МХТ свиной головы…
— Ужасно, что грабли не меняются. Все годы советской власти все время с чем-то боролись, то с сумбуром вместо музыки, то с американской заразой — джазом, то с Пастернаком, которого никто не читал, но все осуждали, то с лженаукой — генетикой. Это кончалось только тем, что мы просто еще больше отставали от мира. Потом спохватывались, бежали догонять, не догоняли. И вот сейчас мы еще больше отстанем от мира. Я не говорю, что в мире все идеально. Мне многое в мире не нравится и многое нравится, но он развивается как живое существо, по естественным законам. А мы будем недоразвиты. Нам потом все равно этот путь проходить, но с большим отставанием.
— Зато у нас есть ядерная кнопка. Мы этим очень гордимся.
— Не у нас одних красная кнопка, и я надеюсь, что об этом помнят. Причем у нас не самое совершенное оружие в мире.
— Да, но людям вдалбливают эту мысль по телевизору, и они в это верят.
— Ну что же с этим поделать? Я не собираюсь исправлять человечество даже на одной шестой части суши. Я не хочу, это бессмысленное занятие. Дай Бог, их исправит время — или не исправит. А последние 100 лет, 200 лет, 300 лет российской жизни мне не дают ощущения, что их исправит время. Тем более я не хочу тратить на это свои нервы.
— То есть вы не хотите тех людей, для которых «Крым наш», переубедить, попытаться объяснить…
— Это бессмысленно.
— Чтобы они услышали вас как авторитетного человека…
— Это бессмысленно. Я для них не авторитет, для них Киселев авторитет, а я нет. Я делаю свою работу ровно для тех, кому это интересно. У меня нет задачи понравиться всему человечеству. Я знаю в лицо 20 своих слушателей, я не знаком с остальными, но я приезжаю в любой город и вижу полный зал, значит, людям интересно то, что мы для них играем. Слава тебе, Господи. Они пришли, они получили удовольствие. И мне совершенно неинтересно каждого из них перевоспитывать на предмет Крыма, и не только Крыма. В какой-то степени в своих песнях я излагаю свое видение мира. Принимают они — хорошо, нет — ну нет.
Я болезненно воспринимаю то, что происходит со страной. Но я далек от фанаберий относительно того, что я завтра возьму и разверну мир в обратную сторону. Нет, конечно.
— По поводу страны у вас есть такая фраза: «Нас всех волокут в направлении Северной Кореи. Вчера запретили твердый сыр, завтра запретят интернет, послезавтра загранпаспорта».
— Это худший сценарий. Надеюсь, что до этого не дойдет. Я не ощущаю себя невостребованным. Мне этого вполне достаточно.
— А на Украину вы поедете?
— Мы там уже были недавно с программой «Песни про любовь», в канун 8 Марта, с «Акапелла Экспресс». Мы проехали по четырем городам. Это прошло абсолютно вне политики, вне каких-то выступлений на концертах. Люди просто, как в старые времена, когда мы туда еще ездили, пришли послушать музыку, они были очень благодарны. Мы были в Киеве, Харькове, Днепропетровске, Одессе. Мало того, на каждом концерте мы еще собирали деньги (просто коробочку ставили), и я уже знал, на что они пойдут. Они пошли на предметы туалета и детскую еду для детей-беженцев из того же Донецка. И я вам хочу сказать, что, может быть, мы не безумную сумму собрали, но было ощущение, что все в зале вставали и каждый клал туда денежку. Я сильно сомневаюсь, что где-нибудь на концерте у нас такое же количество людей встало бы и положило денежку. Встали бы, положили, но не весь зал. Это по поводу того, как на Украине относятся к тому, что происходит.
— А в России вы собирали на концертах деньги для детей Донбасса?
— Мы здесь собирали очень много, для Доктора Лизы собрали. Мне запрещали благотворительный концерт, чтобы собрать деньги, чтобы Лиза поехала в Донецк и вывезла оттуда тяжелобольных детей. Это осенью было. Только Гениева (Екатерина Гениева, директор Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы. — Е. М.) провела у себя, потому что она всех послала. А до этого три зала отказались.
Весной прошлого года у нас был концерт «Машины времени» на открытом воздухе в «Лужниках», и мы собрали для фонда Чулпан Хаматовой очень приличную сумму. Мы этим постоянно занимаемся, мы просто это не афишируем, потому что, по-моему, афишировать это не очень красиво…
