Бурятский танкист Доржи Батомункуев, тяжело раненный в бою под городом Дебальцево в Донецкой области Украины, стал широко известен после интервью, которое у него в начале марта этого года взяла журналистка “Новой газеты” Елена Костюченко. Впрочем, восхождение Батомункуева к вершинам медийной славы началось еще до публикации этого разговора: 23 февраля он стал одним из героев телевизионного сюжета о встрече Иосифа Кобзона с ранеными бойцами “ДНР” в ожоговом центре при Донецкой областной центральной клинической больнице, хотя тогда еще никто не называл его имени и фамилии.
Спустя несколько месяцев журналист газеты “Новая Бурятия” решил поинтересоваться судьбой Батомункуева и выяснил, что тот лечится в больнице в соседнем Забайкальском крае, а его мать жалуется на отсутствие помощи со стороны Министерства обороны России. Он написал статью, которая почти сразу после публикации была удалена с сайта издания и вырезана из уже отпечатанного тиража.
Главред “Новой Бурятии” не считает случившееся цензурой, а автор материала говорит, что не уверен, будет ли он и дальше заниматься историей раненого танкиста. Еще один собеседник Радио Свобода, журналист другой бурятской газеты, уверен, что статью сняли с сайта и вырезали из печатного тиража по требованию спецслужб.
После интервью Елены Костюченко и других свидетельств о том, что в штурме Дебальцева принимали участие сформированные в Бурятии воинские части из России, появились разнообразные интернет-мемы. О прибывающих в Донбасс “боевых бурятах” говорилось даже в одном из официальных сообщений Донецкой областной государственной администрации. За всем этим саму историю Доржи Батомункуева подзабыли. Оказалось, что сейчас раненый танкист-наводчик лечится у себя на родине, в поселке Могойтуй Агинского Бурятского округа Забайкальского края. В конце прошлой недели в соседней Бурятской республике в газете “Новая Бурятия” должна была выйти статья о Батомункуеве, в которой мать солдата жаловалась на отсутствие помощи со стороны Министерства обороны России. Однако в последний момент публикацию удалили с сайта издания и в буквальном смысле слова – ножницами – вырезали из 50-тысячного бумажного тиража.
Радио Свобода поговорило с исполняющим обязанности главного редактора “Новой Бурятии”, автором удаленного материала (статья, кстати, до сих пор доступна в кэше гугла), а также с журналистом еще одного бурятского издания, чтобы выяснить – считают ли они случившееся актом цензуры, действительно ли в войне на востоке Украины в массовом порядке участвуют буряты и как в регионе отреагировали на всплеск внимания к нему со стороны федеральных и даже зарубежных средств массовой информации.
Тимур Дугаржапов, и.о. главного редактора газеты “Новая Бурятия”:
– Честно говоря, мне нечего рассказывать. Сейчас я это рассматриваю как случай забавный. Потому что он разрастается из ничего буквально. Я сначала от вас бы услышал, как вы видите эту историю.
– Я вижу ее как цензуру. Перед публикацией уже готовая статья удаляется из газеты. Это не так?
– Нет, это не так. Дело в том, что перед печатью в газете мы разместили этот материал в интернете, на нашем сайте, и эта публикация на сайте вызвала какой-то жуткий поток посетителей с Украины, там полилось такое огромное количество комментариев, совершенно непонятных, агрессивных, и ситуация начала выходить из-под контроля. У нас республика тихая, спокойная, и этот поток нас напугал, конечно. Мы поняли, что зашли на такую территорию яростного информационного противостояния, поэтому желания втягиваться дальше в эту полемику, в какую-то совершенно жуткую информационную войну не было никакого. Поэтому мы поступили таким образом.
– Можно же было просто отключить комментарии, а в газете и вовсе никаких комментариев оставлять нельзя, поэтому там никаких потоков ненависти в ответ вы бы не получили.
– Вообще хотелось избежать этой ситуации. И я думаю, что мы ее избежали. То, что сейчас происходит, обсуждение, что якобы кто-то нас заставил, это все бессмысленно. Это было наше общее решение, редакционное. Конечно, это неординарный случай в моей практике, но что делать, бывает и такое.
– Как это было? Сотрудники газеты сидели и весь тираж вручную таким образом обрабатывали, вырезая эти страницы?
– Да, три дня мы этим делом занимались.
– А какой у вас тираж?
– 50 тысяч экземпляров.
– Какова история подготовки этой публикации?
– Идея принадлежит нашему корреспонденту Сергею Басаеву, он и собирал этот материал. Я поначалу посмотрел, и он мне показался обычным. А когда началась эта информационная истерия, я начал сомневаться во всем этом. Не хотелось все это дело снова спускать на семью Батомункуевых, поэтому сейчас мне сложно сказать, стоит ли вообще дальше этим заниматься.
– Вы говорите, что материал вам показался обычным. Вы имеете в виду, что обычной является сама ситуация, что человек воевал в Украине, вернулся в Россию и здесь лежит в больнице, лечится после полученных ранений?
– Дело в том, что мне доподлинно неизвестно, где он воевал, где он получил ранения. Я могу судить по разным публикациям, допустим, в “Новой газете”, которой здесь, в Бурятии, очень многие заинтересовались. Но потом, после этого были опровержения различные. Мать этого танкиста говорила о том, что нет, никаких интервью он не давал. И это, в том числе, стало для меня стимулом дальше размышлять на эту тему, стоит ли вообще дальше эту публикацию пускать. Я не могу сказать, что я уверен в том, что он там был, что он там воевал. Мать его говорит, что ничего не было, ничего не знает. Это и стало основанием для того, чтобы нам отказаться от этой статьи.
– Вы сказали, что у вас “довольно тихая республика”. История Доржи Батомункуева эту тишину каким-то образом нарушила, вызвала резонанс в обществе или прошла более-менее незамеченной?
– Я не скажу, что этот случай очень повлиял на Республику Бурятия. Обсуждение, конечно, идет интенсивное в интернете, но я не могу сказать, что он всколыхнул всю республику. Определенный сегмент бурнета, интернета республики, – да, конечно. А что и как – я думаю, это сейчас не мне судить.
Сергей Басаев, автор удаленного материала газеты “Новая Бурятия” под названием “Бурятский танкист из Дебальцево до сих пор в тяжелом состоянии”:
– То, что произошло с вашей статьей, это цензура или нет?
– Дело в том, что это уже не моя сфера ответственности. Мое дело было – написать материал, и я его написал, он вышел сначала на сайте. Но дело в том, что у нас газета выходит в воскресенье, а материал я написал в четверг-пятницу. Я думаю, если бы материал поставили в воскресенье на сайт, газета бы вышла, не было бы никаких проблем. Поставили в четверг, и вот какое-то безумие началось. Я даже не знаю, как его определить.
– Вам обидно, что ваш материал постигла такая судьба?
– В принципе, да. Но я за это не отвечаю. Тем более что материал в итоге достаточно широко разошелся.
– Ваш главный редактор говорит, что он вообще не уверен, что Доржи Батомункуев воевал и был ранен на Украине.
– Собственно говоря, я это и хотел выяснить. Еще когда Елена Костюченко взяла интервью у Доржи в Донецке, уже после этого вышло много материалов о том, что это интервью – фейк, что она на самом деле с ним не встречалась. Мне просто захотелось это проверить.
– Вам удалось это сделать?
– К сожалению, нет. Со слов матери Сэсэгмы Батомункуевны, Доржи ни с кем не разговаривал, по крайней мере, она так сказала. Но насколько это правда, я судить не берусь.
– Вы пытались встретиться в больнице с самим Доржи Батомункуевым?
– Я хотел взять у его матери своего роду санкцию, поскольку сейчас Доржи находится в таком тяжелом состоянии. И естественно, родители отвечают за него. Я хотел просто узнать о возможности взять интервью. Она категорически сказала, что это невозможно, поскольку он находится в тяжелом состоянии.
– В процессе подготовки материала вы пытались выяснить, является ли единичным случай Доржи Батомункуева? После его истории стали говорить про целые бурятские батальоны в Донецкой области, появились все эти мемы в интернете. Удалось ли вам найти кого-то еще, кто воевал в Донбассе?
– Меня это и задело больше всего, потому что тема бурятов сейчас негативно поднимается во всех СМИ. И поскольку это Бурятии касается непосредственно, мне хотелось выяснить, насколько это реально. Но, к сожалению, этого не удалось сделать. Тут нужно более подробно разбираться.
– Вы планируете продолжить работу над этой темой?
– Возможно, да. Трудно сказать.
Аркадий Зарубин, журналист бурятской газеты “Аршан”, первым рассказал об удалении статьи про танкиста Доржи Батомункуева с сайта и из печатной версии газеты “Новая Бурятия”. В июле прошлого года Зарубин был избит около избирательного участка в поселке Карен, на который он приехал, чтобы проверить информацию об отказе принять у представителей партий “Справедливая Россия” и КПРФ документы для участия в выборах в райсовет:
– Я считаю, что это цензура спецслужб, так как я тоже постоянно испытываю некое давление с их стороны, поскольку идет следственная деятельность. С начала года у нас в Бурятии прошло два митинга из-за конфликтной ситуации в Бурятском государственном университете, и с того момента я начал чувствовать на себе внимание спецслужб. Они всячески пытались влиять на мои публикации, прямо указывали, какие нежелательно выпускать. Я знаю точно, они проговаривались, что такое же влияние они оказывают на другие СМИ, печатные, интернет-издания, то есть все, что касается протестных настроений, что касается войны в Украине, это, конечно, сфера интересов спецслужб.
– “Они вам говорили” – как это происходило? Вам звонили, писали?
– Были постоянные звонки, постоянные встречи. Они постоянно интересовались моим мнением, что я думаю о политической ситуации, что собираюсь делать, какие публикации готовлю, что-то рекомендовали, говорили о сложной и серьезной ситуации в мире, в России, что все, что происходит здесь, может угрожать безопасности страны. Особый интерес ко мне и к некоторым общественникам спецслужбы проявили, когда в Улан-Удэ собрались приехать с визитом представители американского посольства, в марте. Видимо, для спецслужб Бурятии это из ряда вон выходящее событие, а я считаю, что это обычный, рядовой, ознакомительный визит американских дипломатов. А вот спецслужбы как-то очень серьезно к этому отнеслись.
Я думаю, если бы не было этого напряжения со стороны спецслужб, то и пресса бы пропустила это как такое очередное несерьезное событие, рядовое. Благодаря какой-то возбужденности спецслужб как раз получается обратный эффект. Если бы не было этого изъятия [статьи о Доржи Батомункуеве], многие бы даже не стали читать этот материал. Из моего окружения люди обратили внимание на эту публикацию только после того, как узнали, что она подвергалась цензуре и ее изъяли. Я считаю, что это спецслужбы. У нас достаточно свободная пресса в регионе, как это ни удивительно, в соседних регионах такой свободы нет, на моей памяти это первый случай за последние 10-15 лет, когда публикация изымается из уже отпечатанного тиража.
– Вы говорите, что этот случай привлек внимание к истории Доржи Батомункуева. А до него, когда появилось интервью Елены Костюченко, об этом говорили?
– Да, конечно, говорили. И наши издания, не все, конечно, но большая часть перепостила эту информацию. Да, это бурно обсуждалось. Ко мне, например, приходило много сообщений, вопросов от друзей, которые живут в Центральной России, в Москве, потому что везде очень активно говорили, что это фейк, ничего этого не было. Но мы-то знали, что человек реальный, и вопрос был – давал ли он это интервью. Мама его сейчас говорит, что не было этого интервью, но я знаю, что с мамой наша доблестная контора тоже поработала.
– История с якобы массовым участием жителей Бурятии в конфликте на востоке Украины получила в республике какой-то резонанс? Тот же Спартак Типанов, который, по словам Батомункуева, горел с ним в танке, пытались ли про него узнать, живой ли это, реальный человек, был ли такой, есть ли у него родные?
– Бурного обсуждения нет, но если возникают какие-то публикации, они все время со ссылкой на источники за пределами Бурятии. В комментариях к этим публикациям появляются сообщения о том, что части из одного места, части из другого места были переброшены на юг России, непонятно – то ли для учений, то ли для участия там в войне. Но я не знаю, почему такого широкого обсуждения войны в Украине в Бурятии нет. То ли в силу того, что это буддистская республика и люди очень сдержанные… Среди моего окружения нет ни одного примера, чтобы кто-то из родственников, знакомых говорил об этом, что их знакомые воевали. Такого нет. В комментариях пишут, что недавно прибыло какое-то воинское подразделение на юг Бурятии, колонна техники сильно охранялась людьми в форме, без формы, в штатском, куча машин была с мигалками, никого не подпускали, – но это знакомые говорят, не знаю, так это или не так. Это город Кяхта, граница с Монголией. В прессе это не обсуждают.
– У вас лично какое впечатление складывается, насколько все это реально, воюют ли на Украине жители Бурятии, являются ли они военнослужащими российской армии или так называемыми “отпускниками”?
– Я думаю, что люди из Бурятии там воюют, но это добровольцы. Массового явления нет, потому что республика маленькая, и это просочилось бы очень быстро. Чтобы приходили в массовом порядке самолеты с “грузом-200”, тоже пока нет подтверждения. Массового явления я этого не заметил, чтобы отсюда массово отправлялись, массово приходили трупы. Это бы точно обсуждалось, если бы это произошло. Даже если бы их хоронили там, в Донецке, здесь остаются родственники, они подняли бы шум. Единичные случаи есть, вот Ваха, например, который там активно засветился, сказали, что он из Бурятии, из криминальных кругов. У него случились какие-то проблемы с товарищами, и он, видимо, решил поискать счастья где-то подальше отсюда.
