Расследование Радио Свобода.
От автора. 2 мая 2014 года я вел прямой репортаж, который просмотрели около миллиона зрителей. В начале двенадцатого ночи я уходил от почерневшего здания Дома профсоюзов с отчетливым ощущением: случилась страшная трагедия, но я совершенно не понимаю, что произошло.
Через несколько дней мы с коллегами создали “Группу 2 мая” и начали журналистское расследование. Через год работы, после сотен интервью и десятков информационных запросов, после изучения множества видеозаписей, фотографий и документов, мы составили картину того, что происходило в тот день. Еще год мы искали и добавляли в эту мозаику отдельные фрагменты. Мы обнародовали детальную хронологию событий и множество публикаций, посвященных отдельным эпизодам.
Мой друг Саша Осташко недавно переехал из Одессы в Нью-Йорк, мы регулярно общались в “Фейсбуке”. Обычно веселый и оптимистичный, сегодня он явно был чем-то встревожен, да и звонил по телефону впервые. Было ранее утро 2 мая 2014 года.
– Да, привет. Что случилось? – сказал я, постепенно возвращаясь от сна к реальности.
– У меня – ничего. Что там у вас творится?
– У нас все как обычно. Вчера демонстрация коммунистов, сегодня марш футболистов. Я буду стримить, можешь посмотреть, будет весело.
– Сережа, ты извини, конечно, но мне не нравится то, что у вас там сегодня намечается. Если ты можешь не пойти на этот марш – не иди.
Странно. Я много лет знаю Сашу, он всегда отличался здоровым цинизмом и не страдал от излишней сентиментальности. На часах – половина восьмого утра. Сколько там у него, в Нью-Йорке? Полночь, наверное. Что он так беспокоится? Ну, марш. Бывало и похуже.
– Все в порядке, – ответил я. – Не переживай.
– Сережа, я тебя прошу, будь осторожнее.
У всех нормальных людей сегодня выходной, но только не у журналистов. А я вчера я транслировал первомайскую демонстрацию, сегодня буду вести прямой эфир с совместного марша футбольных болельщиков и сторонников единства Украины.
Весной и летом 2013 года вместе с главным редактором популярного одесского интернет-издания “Думская” Олегом Константиновым нам удалось объединить усилия одесских политиков, которые выступали против незаконной застройки и уничтожения парков и скверов Одессы. Это была чертовски интересная авантюра. Ультралевые троцкисты из организации “Боротьба” начали сотрудничать с правоцентристами из “Демократического Альянса”. Пророссийские политики из партии “Родина” и организации “Молодежное Единство” начали проводить совместные акции с проукраинскими активистами. Мы организовывали митинги, общественные слушания, круглые столы и даже силовые акции со сносом заборов незаконных строек.
Это было абсолютно уникальное явление для Одессы и, пожалуй, для всей Украины. Что делать с таким мощным сопротивлением, городские власти не знали – и в итоге ситуацию с архитектурой и зелеными зонами удалось вернуть в законное русло. Тогда мы победили. Но потом все поменялось. Начались события на киевском Майдане, появился Антимайдан. Бывшие соратники снова стали непримиримыми оппонентами.
А я принял предложение Олега Константинова и начал работать в одесском издании “Думская”. Так я стал журналистом – не активным участником событий, а сторонним наблюдателем, задача которого – максимально объективно донести информацию до читателя. И я старался это делать, находясь не “над схваткой”, а скорее немного в стороне.
2 мая 2014-го Константинов позвонил часов в одиннадцать.
– Ну как, будет стрим сегодня?
– Конечно. Техника готова, батареи заряжены. Все сделаю.
– Хорошо. Тогда, если ты не против, я на пару часов съезжу с детьми в парк.
Олег – историк по образованию, и сейчас, когда на наших глазах происходят такие события, у него проснулся настоящий профессиональный азарт. Уже несколько месяцев мы работаем с утра до вечера почти без выходных.
– Отдыхай, Олег. Все будет нормально.
В редакции “Думской” я считался специалистом по стримам. Прямые трансляции стали очень популярными во время событий на Майдане, и мы начали вести стримы при помощи обычных смартфонов через слабенькие 3G-каналы с массовых мероприятий в Одессе.
– Если что-то начнется – звони, я сразу приеду.
– Конечно, в случае чего я сразу позвоню, – сказал я и подумал: “Извини, Олег, если что-то начнется, я уж как-нибудь разберусь, не отвлекая тебя от семьи”.
2 мая 2014 года Олег Константинов все-таки прервал свою прогулку с детьми. Узнав о том, что происходит в городе, в пять часов вечера он примчался на Греческую площадь – в самый центр событий. В семь часов его уже привезли в больницу с четырьмя огнестрельными ранениями.
*****
Два месяца назад, поздним вечером 2 марта, друзья привезли мне бронежилет. Это стало для меня сюрпризом – в тот момент я еще не считал свою работу настолько опасной, чтобы таскать на себе несколько килограммов железа.
Конечно, бывало всякое. Например, 19 февраля несколько сотен “титушек” с бейсбольными битами напали на участников мирной акции протеста перед зданием Одесской областной государственной администрации. Тогда избили не только сторонников Евромайдана, которые требовали прекратить кровопролитие в Киеве, но и журналистов. “Титушки” с бейсбольными битами сломали несколько видеокамер, а репортерам разбили головы. К счастью, обошлось без погибших.
Тогда я вел стрим и был в самой гуще. Трансляцию остановил удар бейсбольной биты. По счастливой случайности, он пришелся не по руке и не по голове, а по смартфону. Пролетев по крутой траектории метров пять, смартфон звонко приземлился на асфальт и рассыпался. Я не то чтобы испугался, скорее удивился. Через час я был возле одного из одесских санаториев и снимал, как эти люди в сопровождении сотрудников милиции выгружали из автобусов мотоциклетные шлемы и бейсбольные биты. А к вечеру 19 февраля 2014 года журналисты знали все: кто привез в Одессу “титушек”, где они жили, кто их финансировал, кто дал команду избивать людей. Что касается официального следствия, то оно продолжается уже больше двух лет, и следователям удалось опознать одного из нападавших.
Вечером 2 марта, мои друзья были немногословны, но настойчивы.
– Бронежилет в ближайшее время не снимай.
В тот день российские боевые корабли блокировали украинский флот в Севастополе. Российский парламент разрешил президенту ввести войска в Украину. “Зеленые человечки” захватывали воинские части в Крыму.
– Все настолько серьезно? – спросил я. Перспектива таскать на себе тяжелую железяку меня не радовала.
– Да, – ответили друзья. Я не стал спорить.
На следующий день, 3 марта 2014 года, пророссийские активисты осадили здание областной администрации. Они сняли с флагштока украинский флаг, повесили российский и потребовали у депутатов областного совета провозгласить “Одесскую народную республику” и объявить референдум. Однако что-то пошло не так. Депутаты отказались отделяться от Украины и пинками выгнали лидера одесского Антимайдана, руководителя организации “Молодежного единства” Антона Давидченко из зала заседаний. Тем временем к зданию начали подтягиваться проукраинские активисты, и антимайдановцы оказались в окружении. В итоге им пришлось своими руками снять российский триколор, вернуть на место флаг Украины и разойтись.
Тогда, 3 марта, все прошло довольно-таки мирно. Но сейчас я понимаю, что это был конец “Русской весны” в Одессе. Без поддержки местных элит никакие “народные республики”, никакой сепаратизм невозможен. И дело тут не в патриотизме – просто коммерческие и политические интересы одесских авторитетов совпали с интересами единой Украины.
*****
После бегства Януковича в конце февраля 2014 года одесская милиция самоустранилась от поддержания порядка во время политических акций. Этим занимались “Самооборона” одесского Евромайдана, а также “Народная дружина” и “Одесская дружина” Куликова поля, которые объединяли наиболее подготовленных и дисциплинированных активистов двух сторон. Члены этих организаций проходили специальные тренировки, были экипированы и занимались обеспечением порядка во время массовых акций.
Несмотря на воинственную риторику, эти силовые структуры Майдана и Антимайдана неофициально взаимодействовали друг с другом и с милицией. В марте и апреле неоднократно бывали случаи, когда в центре Одессы одновременно проходили многотысячные марши двух сторон. Однако благодаря взаимодействию колонны не пересекались, а возникавшие несколько раз эксцессы удавалось пресекать. По словам самих активистов, самой сложной задачей было выполнять функции миротворцев и контролировать экзальтированных, излишне радикальных и откровенно неадекватных своих сторонников.
Кроме того, внутри этих силовых структур появились группы экстренного реагирования”, которые первыми выезжали в случае конфликтных ситуаций. Одна такая группа была создана в составе “Народной дружины”. Группа передвигалась на белом микроавтобусе с донецкими номерами, за рулем которого был известный активист Антимайдана, грузный мужчина по кличке “Боцман”. Кроме него, в автобусе обычно находился адвокат и несколько крепких молодых людей. Я хорошо знал этот автобус, потому что регулярно видел его в “горячих точках” города.
Серьезный сбой произошел 10 апреля, в день освобождения Одессы от нацистов. Тогда стороны договорились не проводить политических акций, однако праздничная демонстрация в честь праздника превратилась в шествие антимайдановцев. В ответ группа проукраинских активистов заблокировала в одной из гостиниц кандидата в президенты Олега Царева, известного своими пророссийскими настроениями. Высвобождать Царева приехали сторонники Антимайдана с Куликова поля. “Самооборона” на месте событий отсутствовала, а “дружины” не смогли удержать ситуацию под контролем. В итоге все закончилось большой дракой и разбитым милицейским автобусом, на котором пытались эвакуировать женщин и пожилых людей. На Куликово поле привезли двух “пленных”, которых дружинники сразу передали врачам и милиционерам.
Об отношениях силовых структур одесского Антимайдана и Евромайдана наглядно говорит рассказ активиста российской ультраправой организации “Черная Сотня” Антона Раевского. В марте 2014 года он приехал из Петербурга, жил в палаточном городке на Куликовом поле и тренировался вместе с “Одесской дружиной” и очень высоко отзывался о ее боевых качествах. Разобравшись в ситуации в городе, он предложил ликвидировать руководителя одесского “Правого сектора” и сам вызвался совершить убийство.
“К сожалению, руководители “Одесской дружины” ответили мне отказом. Отговорки были разные, что, мол, якобы это ничего не изменит, что на его место пришлют другого человека, что эскалация конфликта сейчас неуместна”, – рассказывал Раевский журналистам в конце марта, после того как ему пришлось срочно уехать из Одессы.
*****
После аннексии Крыма настроения в Одессе сильно изменились. Даже тех, кто скептически относился к евроинтеграции и был готов смириться с режимом Януковича, перспектива появления на одесских улицах “зеленых человечков” изрядно напугала. В начале марта на улицы города под украинскими флагами впервые вышли тысячи одесситов. Они прошли через весь город и провели митинг протеста перед российским консульством.
Шанс на создание “Одесской народной республики” после неудачной попытки 3 марта 2014 года был упущен. Время неумолимо работало против “Русской весны”. 17 марта Служба безопасности Украины арестовала лидера Антимайдана Антона Давидченко – говорят, в момент задержания при нем была большая сумма денег. Пророссийские лидеры начали уезжать из Одессы. В середине апреля из Украины выехал политик и предприниматель, лидер партии “Родина” Игорь Марков, которого считают одним из главных спонсоров пророссийских протестов.
Популярность Антимайдана стремительно уменьшалась. Если в марте и начале апреля на улицы Одессы под русскими флагами выходили 5-6 тысяч человек, то на первомайскую демонстрацию с трудом собралась тысяча коммунистов, социалистов, сторонников России и анархистов.
В конце апреля палаточный лагерь Антимайдана на Куликовом поле начал испытывать серьезный финансовый кризис. К тому времени в палатках жили несколько десятков человек. Для содержания лагеря нужны были деньги, несколько тысяч гривен (сто-двести долларов) ежедневно – на еду, бензин для генератора и прочие текущие нужды. Денег не было. Протестующие пытались собирать пожертвования во время массовых акций, но безуспешно. Кроме того, приближалось лето. Жить сутки напролет посреди раскаленного асфальтового поля – не очень большое удовольствие.
Палаточный городок надо было сворачивать. Но сказать людям, которые протестовали несколько месяцев: “Все, мы проиграли, расходитесь по домам!” – это верная политическая смерть. Нужно было искать компромисс, чтобы сохранить лицо и учесть интересы всех. Главным посредником в поиске такого компромисса стал заместитель начальника областной милиции Дмитрий Фучеджи.
Полковник Фучеджи служил в руководстве областной милиции больше 15 лет. Все это время он был “вечно вторым” – заместителем начальника, который занимался общественной безопасностью.
В конце апреля 2014 года новый губернатор Владимир Немировский требовал от Фучеджи убрать палатки с Куликова поля. Приближалось 9 мая – что бы ни рассказывали о постмайданной Украине, день победы над нацизмом все еще остается и государственным, и народным праздником. В этот день обычно проводят военный парад, и традиционное место его проведения – Куликово поле.
Однако Фучеджи не спешил выполнять эти указания. Расчетливый и прагматичный, за время службы в руководстве областной милиции он пережил трех президентов и нескольких министров, а также множество начальников областного управления, которые были в основном политическими фигурами. Естественно, за столько лет он обзавелся обширными личными, коммерческими и коррупционными связями.
Несомненно, Дмитрий Фучеджи хотел остаться во главе одесской милиции в любой ситуации. Весной 2014 года он часто говорил своим коллегам, которые пытались проявить какую-то инициативу: “Зачем торопиться? Не спеши. Кто знает, какая власть и какой флаг тут будут через месяц”. Нет сомнений: Фучеджи вполне мог бы стать “министром внутренних дел Одесской народной республики”, если бы такая вдруг появилась. И служил бы дальше без зазрения совести – “на благо одесситов”, как он наверняка был бы уверен.
В такой ситуации силовой разгон палаточного городка Антимайдана силами милиции был исключен. Провоцировать массовые столкновения – это, как мы помним, противоречит одесским традициям.
За дело взялись некие украинские олигархи. Они были заинтересованы в сохранении единства и независимости Украины, а также в поддержании спокойствия и порядка в Одессе. Они выделили сто тысяч долларов на мирную ликвидацию палаточного городка на Куликовом поле, а если говорить прямо – на подкуп лидеров движения.
В конце апреля городские власти огородили большой участок в парковой зоне на самом краю города. Палаточный городок предполагалось перенести именно туда, к мемориалу 411-й береговой батареи, которая отличилась при обороне города в 1941 году. Закулисные переговоры с лидерами Куликова поля вел Дмитрий Фучеджи, который поддерживал отношения со всеми сторонами. Условия были простые и понятные: вы получаете деньги, переносите свои палатки на окраину и делаете там что хотите. Главное – не появляетесь в центре города до конца лета.
Часть организаций Антимайдана, в числе которых была “Одесская дружина”, согласилась на такое предложение. По нашей информации, за это они получили 50 тысяч долларов. Придя 1 мая на Куликово поле вместе с первомайской демонстрацией, я с удивлением обнаружил, что половины лагеря на площади нет.
Лидеры других организаций уходить отказались – это для них было равносильно политической смерти. Поэтому была достигнута договоренность о том, что оставшиеся палатки снесут “неизвестные лица”. Таким способом в Одессе ликвидировали палаточные городки и раньше. В 2006 году неизвестные в присутствии милиционеров разобрали палатки коммунистов, которые защищали памятник Ленину. В ноябре 2013-го люди, похожие на дворников, порвали и увезли палатки одесского Евромайдана. Оба раза это происходило ночью, в присутствии сотрудников милиции, которые окружали место события и не допускали излишнего сопротивления с одной стороны и насилия – с другой. Оба раза операции проходили без жертв, и в обоих случаях общественной безопасностью области руководил Дмитрий Фучеджи.
Такой вариант (снести палатки руками “неустановленных лиц” из числа футбольных фанатов) устраивал всех. Лидеры Антимайдана гарантировали, что в палатках будет минимум людей, и после сноса могли предстать “жертвами хунты”. Евромайдан избавлялся от очага напряженности в центре города. Руководство области освобождало площадь для военного парада. Милиция ликвидировала палаточный городок без личного участия. На вопрос: “Как же так случилось?” Фучеджи мог развести руками и ответить: “Но ведь никто не пострадал, мы обеспечили порядок”. Как, собственно, это и происходило раньше.
По нашей информации, относительно мирный и совершенно бескровный снос палаточного городка должен был произойти поздним вечером 2 мая 2014 года, после окончания футбольного матча “Черноморец” (Одесса) – “Металлист” (Харьков).
*****
После того как мирные протесты в Киеве переросли в силовое противостояние, а власть начала использовать “титушек” для выполнения грязной работы, в среде футбольных болельщиков произошло знаменательное событие. Фан-клубы и группы “ультрас” впервые за многие десятилетия забыли свои распри, заключили перемирие и заявили о поддержке Евромайдана. Во всех городах Украины, в том числе в Донецке, “ультрас” начали защищать митинги местных сторонников евроинтеграции от нападений “титушек”.
Перед матчами украинской “Премьер-лиги” болельщики из разных городов проводили “Марши единства Украины” – совместные шествия под украинскими флагами и символикой двух команд. Такие акции проходили в Киеве, Харькове, Днепропетровске, в них участвовали тысячи людей.
Фан-клубы одесского “Черноморца” и харьковского “Металлиста” связывают многолетние братские отношения. Игры этих команд всегда сопровождались массовыми выездами и дружескими встречами болельщиков. Такой же выезд намечался и на 2 мая 2014 года – это была праздничная пятница накануне двух выходных, и погода прекрасно подходила для отдыха на свежем воздухе.
Владелец “Металлиста”, близкий к семье Януковича молодой олигарх Сергей Курченко, неоднократно организовывал поездки болельщиков на выездные игры команды в чемпионате Украины и еврокубках. Для поездки в Одессу он арендовал целый поезд, один из вагонов которого предназначался для болельщиков с ограниченными физическими возможностями – членов пара-фан-клуба Metal Hearts.
Предполагалось, что 2 мая по одесским улицам пройдет совместный “Марш единства”, а после матча состоится большой пикник – для этого, по нашим сведениям, была арендована база отдыха на берегу моря. Болельщики “Металлиста” уже прославились на всю страну своими нецензурными песнями, и марш с их участием обещал быть многолюдным.
Отметим, что марши болельщиков в разных городах не всегда проходили мирно. 27 апреля 2014 года, за неделю до 2 мая, в Харькове многотысячное шествие болельщиков “Металлиста” и “Днепра” пытались остановить несколько сотен молодых людей с георгиевскими лентами. В стычке пострадали 14 человек, в том числе двое сотрудников милиции, но в итоге колонна болельщиков все-таки прошла на стадион.
На следующий день, 28 апреля, похожая ситуация была в Донецке. На проукраинскую демонстрацию, в которой принимали участие около двух тысяч человек, напал несколько сотен людей со щитами, палками, с холодным и огнестрельным оружием. Благодаря фактору внезапности, они рассеяли демонстрантов, после чего с криками “Россия, Россия!” преследовали их по донецким улицам. В тот день серьезно пострадали по меньшей мере 15 человек.
Предстоящий визит болельщиков “Металлиста”, которые всего неделю назад дрались с пророссийскими активистами в Харькове, на Куликовом поле встретили весьма настороженно. Ходили слухи, что харьковские “ультрас” после приезда в Одессу сразу снесут палатки на Куликовом поле, которое находится рядом с вокзалом. Город заполонили призывы: “Защитим Одессу от погромов!” Социальные сети и стены одесских домов заполнили листовки: “Мы не хотим, чтобы по НАШЕМУ городу маршировали и избивали случайных прохожих! Помогите защитить наш город от фашистов!” Лидеры Антимайдана отрицали свою причастность к этим листовкам, но эти призывы были размещены на персональной странице Капитана Какао – одного из активных участников и полевых командиров “Одесской дружины”.
Впрочем, все это не было для Одессы чем-то необычным. Антимайдан постоянно использовал схожую риторику и регулярно пугал жителей города “фашистами” и “бандеровцами”. Несмотря на то что лидеры противоборствующих сторон неофициально контактировали друг с другом, ненависть к оппонентам среди рядовых участников разжигалась несколько месяцев практически непрерывно и весьма эффективно.
Если не считать листовок и призывов, 1 мая в Одессе ничто не предвещало беды. Часть активистов Антимайдана обживалась в новом палаточном городке на окраине города. Вечером они устроили традиционную маевку с пикником, на которой в качестве гостей присутствовали шестеро лидеров Евромайдана с семьями. До позднего вечера активисты двух сторон обсуждали планы на лето – благо, большая зеленая зона позволяла организовать детские лагеря и устраивать совместные мероприятия.
В тот вечер никто даже не мог подумать, что уже на следующий день на одесских улицах прольется кровь, а 2 мая 2014 года станет одной из самых черных страниц в истории Одессы.
*****
Второе мая, два часа дня.
Сбор участников “Марша единства Украины” назначен на Соборной площади на 3 часа дня. После этого болельщики пройдут по пешеходной Дерибасовской улице на стадион, где в пять часов вечера начнется футбольный матч.
В нескольких кварталах от точки сбора, на Александровском проспекте, я увидел группу молодых людей – в масках, бронежилетах, касках, с палками, деревянными щитами и с георгиевскими лентами. У многих на руках были повязки из красного скотча. Я узнал нескольких активистов “Одесской дружины”, которых много раз видел и встречал на митингах и демонстрациях Антимайдана, во время тренировок на Куликовом поле. Часть из них разминалась на спортивной площадке, часть стояла плотной толпой. В этой толпе я увидел молодого человека по имени Капитан Какао – одного из командиров дружины.
… В тот день я еще много раз увижу этих парней – и во время уличных столкновений, и в горящем здании Дома Профсоюзов. И, увы, среди погибших.
*****
По согласованному со всеми сторонами плану, марш болельщиков должен был мирно пройти на стадион. Поэтому появление большой группы антимайдановцев, явно настроенных на драку, стало для милиции полной неожиданностью. Несколько офицеров подошли к антимайдановцам и потребовали разойтись, но в ответ получили гордое молчание.
Концентрированная агрессия, которая витала вокруг этой толпы, начала выплескиваться вовне. Произошел конфликт с молодым человеком – то ли случайным прохожим, то ли “разведчиком”, который вытащил пневматический пистолет и сделал несколько выстрелов. “Дружинники” пистолет отобрали, молодого человека передали милиционерам, а сами пошли к воротам расположенного рядом штаба Евромайдана на улице Жуковского.
Ворота оказались перекрыты, а в глубине двора можно было увидеть несколько человек в камуфляжной форме и, возможно, с оружием. Штурма не произошло: подоспевшие милиционеры выстроили оцепление и перекрыли вход. Антимайдановцы разбили стекла припаркованной возле ворот машины с украинской символикой и вернулись на Александровский проспект.
Тем временем на место событий примчался Фучеджи – он был на совещании по вопросам общественного порядка, которое проходило в областной прокуратуре. Выход антимайдановцев был явным нарушением договоренностей и ломал все планы, и Фучеджи сразу предъявил претензии Капитану Какао. Он набрал номер Дмитрия Одинова – руководителя “Одесской дружины”, с которым вел переговоры об уходе с Куликова поля. Одинов потребовал от Капитана Какао немедленно уходить, но в ответ услышал: “Поздно, твое время прошло. Теперь мы будем действовать”.
Ситуация выходила из-под контроля. Часть “Одесской дружины” и группа сторонников Антимайдана, которые откликнулись на призывы, явно настроилась на драку. При этом практически все милицейские силы были сконцентрированы на стадионе, в городе оставались только небольшие резервы. Фучеджи пришлось использовать все свои дипломатические способности, чтобы “разрулить” нештатную ситуацию.
Под его напором антимайдановцы рассказали, что по их информации марш болельщиков – это ширма. На самом деле колонна с Дерибасовской развернется на Куликово поле и пойдет сносить палатки. Поэтому они собрались, чтобы не допустить нападения.
Фучеджи попытался перехватить инициативу. Милицейских резервов для того, чтобы обезвредить “мятежную” группу, у Фучеджи не было – все силы были направлены на стадион. Поэтому он решил заманить антимайдановцев в ловушку. Вместо того чтобы окружать активистов, он решил запереть их посреди квартала, перекрыв два выхода милицейским оцеплением.
Полковник уговорил антимайдановцев занять более удобную позицию и лично повел колонну прямо в западню, которую он устроил на улице Екатерининской, между Дерибасовской и Греческой. Позже фотографии полковника во главе группы людей в масках и с парками облетели, наверное, весь мир. Однако за кадром осталось то, что Фучеджи, как крысолов из Гамельна, уводил пророссийских активистов подальше от Соборной площади, где к тому времени собралось несколько тысяч болельщиков и евромайдановцев. Вместо дудочки у него был телефон, по которому он непрерывно отдавал распоряжения своим подчиненным.
На перекрестке Екатерининской и Греческой Фучеджи продержал активистов два цикла светофора, пока милицейский спецназ выстраивал оцепление на пересечении с Дерибасовской. По задумке полковника, колонна должна была пройти еще один квартал и упереться в цепь милиционеров. После этого ловушка должна была захлопнуться – еще один ряд должен был перекрыть выход из квартала, и после чего все события 2 мая могли закончится, не начавшись.
Но когда колонна уже заходила в приготовленную полковником ловушку, случилось неожиданное. Капитан Какао, бывший офицер милиции, увидел милицейскую цепь и, по всей видимости, разгадал замысел Фучеджи. Посреди квартала раздалась громкая команда: “Колонна, стоп!”
Примерно две сотни пророссийских активистов остановились. Люди развернулись и сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее начали двигаться обратно – сначала к выходу из квартала-ловушки, потом направо по Греческой улице. Следом за ними бросились милиционеры из оцепления, и вся эта смешанная толпа побежала по направлению к Соборной площади, где в это время стояли две тысячи людей под украинскими флагами.
В половине четвертого дня 2 мая две сотни людей в масках, с палками, щитами, бронежилетами побежали навстречу двум тысячам своих противников. Некоторые, как потом оказалось, – навстречу собственной гибели.
*****
В это время я находился на Соборной площади и не видел этих маневров. Здесь в центре внимания была небольшая группа харьковских радикальных болельщиков – “ультрас”. Они прославились своими неприличными песнями, посвященными лично российскому президенту Владимиру Путину. Самая известная из них появилась в конце марта и быстро стала настоящим хитом. Поэтому приезд харьковчан одесские евромайдановцы воспринимали в том числе и как музыкальные гастроли – и с удовольствием им подпевали.
В целом обстановка на Соборной площади была веселой – как это обычно бывает при встрече друзей, которые готовятся пройтись по городу, посмотреть футбольный матч, а потом хорошо провести время. Только “Самооборона” была неспокойна. Наблюдатели постоянно сообщали о перемещениях пророссийских активистов на Александровском проспекте, и шеренга со щитами несколько раз выстраивалась в новом месте, чтобы перекрыть потенциально опасное направление. Впрочем, люди на площади этого в основном не замечали.
Наконец ближе к половине четвертого начала выстраиваться колонна, которая должна была в сопровождении милиционеров пройти по Дерибасовской к стадиону. Я продолжал вести стрим и поставил штатив со смартфоном на пути движения, чтобы поток людей “обтекал” камеру. Я часто это делал во время маршей и демонстраций – и мне, и зрителям интересно видеть лица.
Однако снять кадры внутри этого человеческого потока мне так и не удалось. Как только первый ряд начал движение, антимайдановцы, которые выбежали из ловушки на Екатерининской, подошли по Греческой улице к Соборной площади. Прозвучали взрывы, выстрелы, появились клубы дыма.
Ни о каком марше в сторону стадиона после этого не могло быть и речи – люди с украинской символикой побежали к месту стычки. Они знали о распространявшихся листовках и призывах, о группе, которая собралась на Александровском проспекте, и были морально готовы к столкновениям. Побежал и я – потому что понимал, что основные события теперь будут происходить там.
Столкновения на Греческой улице начала небольшая группа активистов Куликова поля. То, что их атака захлебнулась, и начались “позиционные бои”, знали все – из новостей, из стримов, из телефонных звонков. Антимайдановцы, которые оказались в явном меньшинстве, начали звать подмогу.
Примерно в четыре часа дня, то есть через полчаса после начала столкновений, на Греческую площадь приехал белый микроавтобус с членами мобильной группы. За рулем находился тот самый активист “Народной дружины” Виталий Будько по кличке “Боцман”, который в марте-апреле входил в группу “быстрого реагирования” и ездил по городу в микроавтобусе с донецкими номерами. По рассказам очевидцев, за несколько дней до 2 мая он обзавелся огнестрельным оружием, карабином “Вулкан-ТК” (вариант укороченного автомата Калашникова калибра 5,45 мм).
К моменту их приезда милиция уже надежно разделила стороны на Греческой. В начале пятого самообороновская “черепаха” ушла со своей позиции возле Соборной площади на улицу Бунина. Там она встретила и разогнала колонну активистов “Народной дружины”, которые шли на подмогу антимайдановцам, а затем в сопровождении футбольных болельщиков и проукраинских активистов, которые захватили пожарную машину, двинулась в сторону Куликова поля.
Позже были обнародованы записи телефонных звонков сотрудника областной государственной администрации командиру “Самообороны”. Чиновник предлагал воспользоваться тем, что боеспособные части Антимайдана завязли в позиционных боях на Греческой улице, чтобы без проблем убрать палатки с Куликова поля. Если бы тогда, в начале пятого, “Самооборона” пришла на площадь, то, по всей видимости, все пошло бы по другому сценарию. Можно предположить, что не было бы захвата Дома профсоюзов, не было бы штурма, пожара и десятков погибших. Но “Самооборона” до площади не дошла.
Но и после этого проукраинских активистов на Соборной площади оставалось много, и эти люди жаждали боя. Перекрикиваний с оппонентами им было недостаточно. Евромайдановцы и “ультрас” начали обходить квартал, на котором находились их оппоненты, по параллельным улицам. Большая группа футбольных болельщиков и активистов вышла через Дерибасовскую в переулок Вице-адмирала Жукова и начала строить еще одну баррикаду, чтобы отрезать противников с этого направления. Милиция выстроила шеренгу на пересечении переулка с улицей Греческой, но расстояние между сторонами здесь было небольшим. Началось новое столкновение, звуки которого я слышал, когда вел трансляцию возле входа в Русский драматический театр.
Именно тогда Боцман использовал свой карабин. На видеозаписях видно, как в 16:22 он несколько раз выстрелил вглубь переулка. Через пять минут на улице Преображенской я снимал машину скорой помощи, которая увозила раненого Игоря Иванова. Через несколько часов он умер в больнице; из его живота извлекли пулю калибра 5,45 мм для автомата Калашникова.
*****
Удивительно, но эта безнадежная атака – с камнями и палками против автомата – оказалась успешной. Атакующих было совсем немного, несколько десятков человек, но их бесстрашие и ярость сделали свое дело. Милиция и антимайдановцы оказались под градом камней, полетели несколько “коктейлей”, и после ожесточенного сражения они отступили обратно к Греческой улице.
Тот момент стал, наверное, решающим для всех событий в центре города. После пяти часов вечера евромайдановцы, разъяренные и имеющие большое численное преимущество, начали окружать и теснить оппонентов со всех сторон.
То, что происходило после этого, я вспоминаю с трудом. Вокруг творились абсолютно невероятные, невозможные для мирной и спокойной Одессы события. Только благодаря видеозаписи я сейчас могу вспомнить отдельные эпизоды.
Запомнились девушки и женщины – в основном именно они занимались “тыловым обеспечением” с двух сторон. Девушки и женщины перевязывали раненых – молодых ребят с разбитыми лицами и головами. Девушки и женщины выкорчевывали брусчатку и разбивали ее на мелкие куски. Девушки и женщины разливали “коктейли”: на Дерибасовскую кто-то привез ящик пива, прямо посреди улицы его выливали на землю и наполняли бутылки бензином и кусками пенопласта.
Всюду сновали “скорые” – всего в тот день помощь пострадавшим оказывали 72 бригады. Санитарные машины свободно проезжали через милицейские кордоны и линии баррикад и вывозили, вывозили пострадавших.
Самые яростные столкновения происходили возле торгового центра “Афина”. Над головами тучами летали камни – их бросали несколько десятков человек одновременно, и увернуться от такого “залпа” было невозможно. Милиционеры выстроили цепь и перекрыли улицу щитами, но надежно разделить стороны не удавалось.
Здесь была пожарная машина – та самая, с которой “Самооборона” уходила на Куликово поле и вернулась с полпути после сообщений о первых погибших. Сначала ее пытались использовать как водомет, потом – как таран, которым пробивали баррикады и милицейские цепи. Машина несколько раз переходила из рук в руки и сильно пострадала от камней и “коктейлей”.
Я несколько раз пересекал “линию фронта”, чтобы показать зрителям события с одной и с другой стороны. Около шести часов вечера я стоял возле Болгарского культурного центра, и один из лидеров Антимайдана комментировал происходящее на мою камеру. Прямо напротив нас сплошным потоком выносили пострадавших – у всех них были огнестрельные ранения. Позже я узнал, в именно в это время за углом, с балкона культурного центра, открыли огонь из охотничьего ружья. В зоне обстрела оказались милиционеры, активисты Антимайдана и журналисты. Получил ранение редактор “Думской” Олег Константинов, который к тому времени примчался в центр и фотографировал в самой гуще событий, в его теле остались четыре картечины, одна из них – в двух сантиметрах от позвоночника. Погибли Александр Жульков, Геннадий Петров и Николай Яворский, а Евгений Лосинский получил тяжелое ранение картечью в живот.
Я знал Лосинского много лет и никогда не встречал его на мероприятиях Антимайдана. Евгений увлекался исторической реконструкцией, и в последний раз я видел его 10 апреля 2014 года – на праздничных мероприятиях, посвященных годовщине освобождения Одессы от нацистов. В форме лейтенанта Красной Армии он водружал красный флаг над Оперным театром. 2 мая я его не узнал – он пришел на Александровский проспект в блестящем рыцарском шлеме и плотной стеганой фуфайке, которую обычно надевают под металлические доспехи. По всей видимости, Евгений рассчитывал, что все обойдется обычной потасовкой, камнями, максимум будет стрельба резиновыми пулями. Заряд картечи попал ему в живот. Если бы в тот день он надел бронежилет или свои “рыцарские доспехи” из титана, то скорее всего остался бы жив.
О ранении Лосинского я узнал только на следующий день – из записи в Фейсбуке одного из лидеров Евромайдана Зои Казанжи. Она сообщила, что срочно требуются доноры: Евгений потерял много крови.
К сожалению, раны Лосинского оказались смертельными. Через девять дней Евгений умер в больнице, так и не придя в сознание. Деньги, которые друзья и знакомые собрали на лечение, его отец потратил на покупку медицинского оборудования для реанимационного отделения больницы.
******
Бой возле Болгарского культурного центра стал последним столкновением в центре города. Пророссийские активисты были зажаты со всех сторон и оказались в безвыходной ситуации. Часть спряталась в торговом центре “Афина”, часть смогла убежать в сторону улицы Преображенской – их прикрывали щитами сотрудники милиции.
К половине седьмого бой закончился. На Греческой, Дерибасовской, Преображенской улицах, в переулке Вице-адмирала Жукова оставалось несколько тысяч человек.
От Греческой площади до Куликова поля – больше двух километров. Многотысячная разъяренная толпа прошла в тот день по центральным улицам, мимо банков и дорогих магазинов, мимо синагог и храмов Московского патриархата. Ни одна витрина не была разбита, ни одна машина не была повреждена или перевернута. Единственное, что пострадало, – лица пророссийских политиков на уличных лайтбоксах с предвыборной рекламой.
*****
То, что столкновениями в центре города дело не обойдется, прекрасно понимали и активисты Антимайдана. На Куликовом поле собрались несколько сотен людей, и у них было много времени для того, чтобы решить, что делать.
Вариантов было много. Можно было разобрать палатки и разойтись, можно было вывезти все ценное, можно было организовать оборону палаточного городка и принять бой. Мнения были разные, несколько раз даже проводили голосования.
После шести часов вечера политический лидер Антимайдана Антон Давидченко выехал в центр города – выяснить ситуацию. В это время на площади начали распространять ложную информацию о том, что, мол, российские танки из Приднестровья уже пересекли границу Украины и идут на Одессу.
Когда Давидченко вернулся на площадь, двери в Дом профсоюзов уже были взломаны. В здание заносили запасные канистры с бензином, генератор, матрасы из палаток – на втором этаже сделали некое подобие полевого госпиталя. К тому времени в палаточный городок вернулись активисты “Одесской дружины”, которые смогли уйти с Греческой площади. К центральному входу стягивали мешки, деревянные поддоны, которыми был огражден палаточный городок. Людьми на площади командовали Александр Якименко и Юрий Трофимов из “православного крыла” Антимайдана.
Давидченко, который вернулся из центра вместе с Боцманом, прекрасно понимал, что сейчас на площадь придет многотысячная разъяренная толпа, и ничем хорошим это не закончится. Он начал уговаривать людей немедленно расходиться, но услышал в ответ: “Мы никуда не уйдем, это будет наша Брестская крепость, и мы будем стоять насмерть”. Тогда Давидченко предложил компромисс: мужчины держат оборону, женщины уходят – и в ответ получил обвинение в предательстве. Дошло до драки, но уговорить людей разойтись так и не удалось.
В последний момент перед приходом футбольных болельщиков и проукраинских активистов Антон Давидченко успел уехать с площади. “В здание, все в здание”, – кричал в мегафон Трофимов. В Доме профсоюзов укрылись около 400 человек. Из центра города на Куликово поле пришли несколько тысяч.
О том, что обитатели палаточного городка забаррикадировались в Доме профсоюзов, на Греческой площади никто не знал. Тем более никто не знал, сколько людей было внутри здания. На записях видно, что изначально Дом профсоюзов проукраинских активистов и футбольных болельщиков не интересовал: объектом агрессии были палатки. Их срывали, их рвали на куски, их поджигали. В одной из палаток сидел мужчина с топором в одной руке и саперной лопаткой в другой. Когда его палатку начали громить, он убежал с площади, и никто за ним не погнался.
*****
Я пришел на площадь в половине восьмого вечера, когда горели уже все палатки. Кричали люди, звучали выстрелы, на месте палаток ревел огонь в огромных кострах, дым от которых был виден в нескольких кварталах. Сжигали все, что напоминало об Антимайдане, начиная от агитационных плакатов и листовок и заканчивая ящиком с противогазами, которые нашли на площади.
Изначально Домом профсоюзов особо не интересовались, но когда все палатки загорелись, стоящих на крыльце здания начали атаковать десятки людей. Полетели камни, “коктейли”, зазвучали выстрелы. Под градом камней обороняющиеся зашли в здание. В вестибюле перед центральным входом они сложили еще одну баррикаду – из поддонов, мебели и подручных предметов, которые смогли найти в доме. Бензиновый генератор занесли вглубь вестибюля, запасные канистры подняли вверх по лестнице. В кабинетах и на лестничных пролетах устроили “огневые точки” – позже там находили деревянные щиты, палки, запасы камней.
На площадь продолжали прибывать люди – в основном это были зрители с стадиона. Фан-сектор “Черноморца” опустел еще в шесть вечера, после первого тайма. Во втором тайме харьковские болельщики поддерживали обе команды. После окончания футбольного матча со стадиона вышли еще двадцать тысяч человек, и многие из них сразу пошли на Куликово поле.
Активные “боевые действия” вели немногие. Основное сражение продолжались на крыльце перед центральным входом, где в результате перебрасывания “коктейлями” массивные деревянные двери охватил огонь. Тушить его никто из людей на площади не торопился: во-первых, подходить близко к зданию было опасно, во-вторых, люди на площади не видели большой опасности и даже предполагали, что дым и огонь заставят противников быстрее прекратить сопротивление и сдаться.
Я слышал, как несколько человек на площади начали звонить на линию 101 и подумал, что спасатели приедут быстро: до ближайшего пожарного депо на Привокзальной площади всего несколько сотен метров. Но пожарные машины ехать явно не торопились.
*****
К восьми часам вечера в вестибюле Дома профсоюзов полыхал огромный пожар. Загорелась сложенная там баррикада, и здание превратилось в огромный камин. Позже мы нашли обугленные рамы от офисных стульев, пепел от сгоревших поддонов и электрогенератор, у которого взорвался бензобак. Как установили эксперты нашей группы, температура стен в вестибюле первого этажа достигала семисот градусов. Огромные массы раскаленного воздуха поднимались вверх по лестнице, и несколько десятков человек, которые стояли на лестничных пролетах у окон, внезапно оказались в огненной ловушке.
Это произошло в 19:54 и стало полной неожиданностью для всех – и тех, кто был внутри, и тех, кто стоял возле здания. На одной из видеозаписей мы увидели, что в тот момент активисты Евромайдана обсуждали ситуацию с руководителями городской милиции. “Делайте коридор, пусть выходят мирно, и их никто не тронет”, – предлагал активист “Самообороны” в зеленой футболке. В какой-то момент атаман украинской казачьей организации Сергей Гуцалюк вдруг прервался на полуслове и, глядя на Дом профсоюзов, растерянно произнес: “Что он делает? Он же разобьется!”.
До этого момента с тыльной стороны Дома профсоюзов ничего не говорило о пожаре, который начался с фасадных дверей. Но ситуация поменялась в секунду, и люди на центральной лестнице неожиданно оказались в потоке раскаленного воздуха. Вариантов было немного: или остаться и сгореть, или прыгать наружу, во внутренний двор Дома профсоюзов.
Это была страшная картина. Люди прыгали со всех лестничных пролетов высокого здания, разбивались при ударе о землю, падали друг на друга. Чье-то тело сбило козырек над черным входом, а в нижних окнах появились огромные языки багрово-красного пламени. Раздался громкий хлопок – по-видимому, это взорвался бензобак генератора, окна лестничных полетов заполнились дымом, вниз полетели стекла и горящие обломки. Проукраинские активисты, а за ними и сотрудники милиции, бросились во двор – выносить пострадавших.
От пылающей в вестибюле баррикады шел густой черный дым. Он поднимался наверх, распространялся по коридорам, выходил наружу через окна лестничных пролетов – именно его я видел над крышей здания. Люди в кабинетах открывали окна, но это только ухудшало ситуацию – дым проникал из коридора и выходил через окна. Запертые огнем и дымом, люди начали высовываться наружу и звать на помощь. И кроме как от своих противников, проукраинских активистов, которые стояли перед зданием, ждать ее было не от кого.
Помощь пришла. “Не кидать!” – раздались крики; по сути, в этот момент штурм закончился, и началась операция по спасению. Камера моего смартфона непрерывно снимала, как проукраинские активисты помогали своим противникам выбраться из кабинетов второго и третьего этажа. Сначала в окна пытались забросить веревки, потом появилась гениальная идея – подтащить к зданию остатки сцены, которая стояла в палаточном городке. Десятки людей, как муравьи, потащили металлические фермы к фасаду – их высоты хватило как раз для того, чтобы дотянуться до окон второго этажа. Рискуя жизнью, проукраинские активисты полезли вверх, начали устанавливали доски и выводить людей через окна.
Наверное, это было самое драматичное зрелище из всех, что я видел. Переключение из режима “война” в режим “спасение” в головах людей происходило с разной скоростью, не у всех одновременно. Большинство тех, кто был на площади, если не помогали, то искренне желали спасения людей из пожара, приветствуя каждого эвакуированного возгласами “Слава Украине!”. Но были и такие, кто продолжал воевать. Труднее всего было понять, в каком состоянии находится человек возле тебя, воюет он или уже спасает. Помню, как молодой парень подошел к самому зданию, осмотрелся по сторонам и бросил горящую бутылку в окно третьего этажа – к счастью, не попал. Другие, которые в это время уже эвакуировали людей из здания, едва его не побили.
Пожарные машины начали приезжать только в четверть девятого вечера – через 45 минут после первого сообщения о горящих палатках. Я видел протокол допроса водителя первой машины: “Сидели в депо, долго смотрели по телевизору, что происходит на Куликовом, пока не пришла команда выезжать. Приехали быстро. Никто нам не мешал, шланги не резал. Подбежали какие-то люди в масках, стали на нас кричать, спрашивать, где мы так долго ездили, забрали у нас лестницу и потащили к зданию”… Я потом видел эту лестницу – ее подняли на ту самую металлическую ферму, и так смогли дотянуться до окон третьего этажа.
Позже мы получили стенограмму, а затем и аудиозапись звонков на линию 101 в тот вечер. Пожарным звонили десятки раз – и люди, которые были в здании, и зрители, которые видели происходящее в телетрансляции, и сотрудники миссии ООН, и активисты Евромайдана. Людям, которые горели в доме, отвечали: “Ничего страшного, опасности нет”, потом обманывали: “Машины выехали, ждите”…
Пожарные машины направили на Куликово поле только в 19:56, после повторного звонка из милиции от дежурного по городу, когда из окон уже выбрасывались люди. Уголовное расследование в отношении должностных лиц ГСЧС продолжается. Диспетчер, голос которой слышен на видео, находится под домашним арестом. Начальник областного управления, который распорядился не выпускать машины, чтобы не подвергать людей и технику опасности (к слову, он сын известного политика, бывшего первого секретаря обкома КПСС, мэра Одессы и губернатора Одесской области) выехал из Украины и возвращаться, по-видимому, не собирается.
Проукраинские активисты помогают эвакуировать людей из горящего здания Дома профсоюзов. Одесса, 2 мая 2014 года
*****
Пожар погасили довольно быстро. Здание бывшего обкома партии было построено на совесть: огонь не переходил от этажа к этажу и от кабинета к кабинету. Баррикада в вестибюле сгорела довольно быстро, и уже через пятнадцать минут после приезда пожарные погасили входные двери и вошли в здание.
На выходе с заднего двора Дома профсоюзов собралась разъяренная толпа. Из обугленного здания выводили и выносили людей. Тех, кто был без сознания, мгновенно увозили машины “скорой помощи”. Врачам никто не мешал: достаточно было крикнуть “коридор”, чтобы толпа расступилась и пропустила медиков. Тех, кто выходил без посторонней помощи, били. Били и тех, кого только что сами эвакуировали из горящего дома. Били жестоко, с ненавистью, до крови, особенно доставалось тем, кто пытался убежать. Милиция и “Самооборона” пыталась защитить антимайдановцев, но без особого успеха.
К тому времени уже стемнело, но пространство вокруг Дома профсоюзов было залито светом от проблесковых маячков. Здесь были пожарные машины, “скорые помощи” и милицейские автозаки. Милицейских машины подъезжали одна за другой – в здании находились сотни людей, и их надо было вывозить, в первую очередь ради их собственной безопасности.
Поздним вечером группа одесских активистов Евромайдана и николаевской “Самообороны” отправилась на мемориал 411-й береговой батареи и ликвидировала перенесенный с Куликова поля палаточный городок “Одесской дружины”. Обошлось без жестокости и насилия. В палатках было несколько несовершеннолетних, их передали родителям, которых вызвали по телефону. Палатки разобрали и вместе с имуществом оставили на проходной расположенной неподалеку воинской части. После этой операции они позвонили командиру “Одесской дружины” и рассказали, как тот может забрать свое добро.
*****
Второго мая погибли 48 человек. Среди них не было ни “русских диверсантов”, ни “приднестровских боевиков”, ни “привезенных бандеровцев”. Все – жители Одессы и ближайших пригородов.
Одесса – маленький город. Здесь живет всего лишь миллион людей, и все всех знают. Это не преувеличение, не фигура речи – это факт. Поэтому у каждого одессита в числе сорока восьми были друзья, или родственники, или знакомые, или знакомые знакомых.
Город испугался, забился в квартиры, запер двери, зашторил окна. Никто не мог представить себе, как такое могло случиться. Никто не знал, что будет дальше.
По Одессе поползли самые невероятные слухи – о ядовитых газах и белом фосфоре, о зондеркомандах с огнеметами, о тайных захоронениях, о медицинских бригадах, которые вырезали органы для пересадки прямо в подвале горящего Дома профсоюзов. Эти слухи умело разжигались пропагандой, но после того, что произошло, люди были готовы поверить чему угодно.
Утром 3 мая одесситы принесли в больницу все необходимые для лечения медикаменты, а станция переливания крови не смогла обслужить всех добровольных доноров. Никто не спрашивал, пострадавшим “с какой стороны” пойдет их кровь и лекарства.
В городе объявили трехдневный траур. Это было правильное решение: три дня молчания успокоили страсти и заставили людей задуматься. Все были в растерянности, включая милицию. 4 мая под давлением толпы, которая штурмовала городское управление внутренних дел, по указанию Фучеджи выпустили 67 антимайдановцев, задержанных в Доме профсоюзов.
6 марта “Думская” начала собирать информацию о погибших и пропавших без вести. Мы делали это совместно с одесским изданием “Таймер”, которое ориентировано на пророссийскую аудиторию, и имели возможность получать сведения с двух сторон. Мы анализировали официальные данные, собирали информацию от читателей, искали родственников, уточняли списки. Тогда же я договорился с главным редактором “Таймера” Юрием Ткачевым о том, что обстоятельства и детали событий 2 мая мы тоже будем выяснять и анализировать вместе.
Еще через несколько дней по предложению нового губернатора была создана “Группа 2 мая”. В нее вошли известные в городе журналисты и независимые эксперты в разных областях. Я настоял на том, чтобы в ее состав включили Ткачева. Мы изначально установили принципы, которые должны были обеспечить и сохранить нашу нейтральность и непредубежденность. В частности, все ключевые документы группы принимались консенсусом и подписывались всеми участниками, при этом каждый член группы сохранял право публиковать любые материалы под собственным именем.
Мы начали работу 12 мая 2014 года – в рамках возможностей, которые предоставляет журналистам украинское законодательство. Мы четко отдавали себе отчет, что надежды на официальные следственные органы мало. Мы не ставили целью устанавливать виновных и выявлять степень их вины, у нас была другая задача – достоверно выяснить, что происходило в тот день, и сделать так, чтобы подобные трагедии не повторились больше никогда.
Уже на следующий день к нам обратился молодой человек, который наотрез отказался называть свое имя. У него были документы одного из погибших, который лежал возле Дома профсоюзов, накрытый украинским флагом – водительское удостоверение, кредитная карта, техпаспорт на мотоцикл, чеки и квитанции. По словам нашего собеседника, он был уверен, что погибший был проукраинским активистом, и забрал документы, чтобы милиция не могла его опознать.
Мы нашли адреса и телефоны жены и матери погибшего, и я, предварительно сняв копии, пошел на встречу. Эта встреча была очень тяжелой, разговор получился долгим и сложным. Через два часа, прощаясь, родственники передали мне флешку с фотографиями и видеозаписями, которые были на смартфоне погибшего. Они стали первыми фрагментами огромной картины, которую наша группа начала восстанавливать.
Это было непросто. Мы опросили сотни людей (в том числе тех, кто недосягаем для украинского правосудия), установили и проверили множество фактов. Пришлось даже создавать судебный прецедент и отстаивать свое право журналистов получать информацию, которая находится в материалах уголовного дела и является тайной следствия. Суды согласились с нашими доводами: то, что произошло в Одессе 2 мая, настолько важно, что общество имеет право знать правду независимо от желания следователей или прокуроров.
Через полтора месяца мы обнародовали детальную хронологию событий в центре города. Спустя год, в апреле 2015 года, в результате колоссальной работы, проведенной нашими экспертами, мы воссоздали картину пожара в Доме профсоюзов и составили полную хронологию событий на Куликовом поле. Даже сам факт успешной работы нашей группы, в которую входили люди с разными, а иногда и противоположными взглядами, был нашим маленьким вкладом в восстановление мира и спокойствия в городе.
Тогда, в 2014 году, мы шли к этой трагедии несколько месяцев. Сейчас, вспоминая те дни, я вижу, как постепенно, шаг за шагом, мы снимали запреты и позволяли все больше и больше того, что раньше было невозможно. Но тогда мы не увидели, куда идем, не поняли, не остановились вовремя. Мы забыли, насколько ценной и хрупкой является человеческая жизнь. Поэтому я уверен: люди, которые погибли 2 мая, – это жертвы неосторожности, самоуверенности и недальновидности каждого из нас.
2 мая 2014 года вошло черной страницей в историю Одессы. Хочется верить, что эта страшная трагедия протрезвила нас, что жертвы, которые мы принесли в тот день на алтарь взаимной ненависти, не будут напрасными.
Послесловие
Официальное расследование уголовных дел по 2 мая идет не так быстро, как хотелось бы. Причин здесь много, и в первую очередь – это масштаб происшедшего. События того дня длились семь часов, в них участвовали тысячи людей. В результате столкновений погибли 48 человек, около 300 были ранены, больше ста задержаны. Опыта и даже методики расследования массовых беспорядков такого масштаба в Украине нет.
Еще одна сложность в том, что события того дня юридически квалифицируются как массовые беспорядки. Это значит, что каждый, кто находился в центре событий, теоретически может быть привлечен к уголовной ответственности. Это – тысячи людей с двух сторон, большинство из которых являются свидетелями и участниками важных событий. И если журналисты нашей “Группы 2 мая” по закону имеют возможность опрашивать их анонимно или держать в тайне источники информации, но с официальным следствием эти люди по вполне понятным причинам дело иметь не хотят.
В такой ситуации я предложил объявить амнистию – на законодательном уровне освободить от ответственности всех рядовых участников массовых беспорядков и привлекать к ответственности только организаторов и тех, кто совершал другие преступления, в частности, убийства. В мае прошлого года соответствующий законопроект был зарегистрирован в Верховной Раде и все еще находится на рассмотрении.
Сразу после событий 2 мая из Одессы уехали Виталий “Боцман” Будько и политический лидер Куликова поля Артем Давидченко. Сергей Долженков (“Капитан Какао”) был задержан через несколько дней, сейчас он – на скамье подсудимых. Вместе с ним под судом находится еще 20 активистов Антимайдана – в основном те, кто был задержан в торговом центре “Афина”. Несмотря на обещания офицеров милиции, их не отпустили, а вывезли за пределы Одесской области в СИЗО и сейчас обвиняют в организации и участии в массовых беспорядках. Большинство задержанных в Доме профсоюзов после штурма следственного изолятора 4 мая 2014 года отпустили, под стражей сейчас находится только один – гражданин России Евгений Нефедов. Всего за решеткой остаются пять человек, еще 15 находятся на свободе и исправно ходят на судебные заседания.
В конце мая 2014 года оперативники милиции задержали активиста Евромайдана Сергея Ходияка, которого подозревают в том, что он стрелял из охотничьего ружья с балкона Болгарского культурного центра. Ему предъявлено обвинение в убийстве антимайдановцев и ранении милиционеров. Следствие окончено, прокуратура требует приговорить его к пожизненному заключению. Однако рассмотрение дела пока не началось – судьи берут самоотводы из-за неизбежного резонанса и ожидаемого “давления улицы”.
Летом 2014 года было начато уголовное расследование в отношении еще одного активиста Евромайдана. На одной из видеозаписей видно, как в момент начала пожара похожий на него человек бьет палкой выпрыгнувшего из окна Дома профсоюзов. Милиция так и не смогла доказать вину и предъявить ему конкретные обвинения.
После 2 мая неоднократно поднимался вопрос об ответственности должностных лиц милиции и пожарных. Теоретически областное управление МВД имело возможность как минимум локализовать беспорядки. Для этого был заранее разработан оперативный план “Волна”, в соответствии с которым в центр города должны были стягиваться все боеспособные подразделения милиции и Национальной гвардии, разрешалось применение спецсредств, а при необходимости – и оружия. По непонятным причинам начальник управления Петр Луцюк не отдал соответствующее распоряжение и не подписал приказ, в результате чего ситуация вышла из-под контроля и перекинулась на Куликово поле. Как мы выяснили, в ночь на третье мая он отправил в Киев сообщение о том, что якобы ввел план “Волна” в действие еще в 14:00 (то есть за полтора часа до первых столкновений), что, несомненно, является ложью. Спустя год было открыто уголовное производство, сейчас дело передано в суд.
Заместитель Луцюка Дмитрий Фучеджи, который может пролить свет на многие обстоятельства, через несколько дней после событий выехал из Украины и, по некоторым данным, сейчас находится в Приднестровье. В Украине он объявлен в розыск – полковника обвиняют в незаконном освобождении заключенных из одесского СИЗО 4 мая 2014 года.
На действия пожарных прокуратура обратила внимание только через полтора года после событий. По мнению экспертов “Группы 2 мая”, 40-минутная задержка с выездом пожарных расчетов была не только нарушением уставов и инструкций, но стала роковой – именно в этот период произошло сильное воспламенение в вестибюле, которое стало причиной смерти людей в здании.
Областным управлением ГСЧС руководил Владимир Боделан. Он – сын известного в городе чиновника, бывшего первого секретаря обкома КПСС, а затем – губернатора и мэра Одессы.
По словам Владимира Боделана, это он распорядился не выезжать на Куликово поле, потому что в ходе столкновений в центре города была серьезно повреждена пожарная машина, и он боялся за жизнь своих подчиненных. Уголовное производство началось весной 2016 года. Дежурная по городу, голос которой звучит на аудиозаписи разговоров по линии 101, была взята под домашний арест, а Владимир Боделан объявлен в розыск. Сейчас он находится за пределами Украины и возвращаться, по всей видимости, не собирается.
В январе 2016 года прокуратура неожиданно передала расследование уголовных дел по массовым беспорядкам (в том числе по эпизоду на Куликовом поле) из Главного следственного управления МВД в следственное управление полиции области. Это очевидное понижение статуса расследования принесло неожиданные результаты – стало очевидным, что на протяжении всего 2015 года следствие не двигалось. Наглядный пример: видеозаписи с камер наблюдения в отделении банка, которое находится непосредственно в здании Дома, следствие запросило только в марте 2016 года. Их удалось получить благодаря сотрудникам банка, которые два года назад дальновидно сохранили файлы. Остается надеяться, что теперь одесские следователи будут более усердны, чем их киевские коллеги, и рано или поздно мы все-таки увидим результат.
В любом случае, следствие и судебные разбирательства по событиям 2 мая будут длиться еще не один год – и сейчас вряд ли можно предугадать, какими будут вердикты по этим делам.
Внешне Одесса оправилась от трагедии двухлетней давности. Прошлый год стал рекордным по количеству туристов. В городе регулярно проводятся праздники и фестивали, в этом году одесситы снова веселились на знаменитой “Юморине”. О том, что произошло, напоминают только живые цветы в районе Греческой площади и траурные собрания на Куликовом поле, которые проходят второго числа каждого месяца. Но одесситы очень хорошо помнят, что произошло.